Лев Маляков - Страда

Кто сказал, что в глуши осиновой
Ходит-бродит тоска-береда?..
Здесь видал я стада лосиные,
А тоски не встречал никогда!

Мимо кузни с ведрам,
Покачивая бедрами,
Настя ходит по воду
По тропке, как по проводу.

За день Настя сотню раз
Души вывернет из нас.
Ей-то что — работает,
Ходит, где короче.
А у нас забота —
Шеями ворочать.
Ломит шеи к ночи
Так, что нету мочи.

Прицепилась, как простуда,
Накануне посевной.
— Ой, с ремонтом, братцы, худо, —
Встанем к выходу спиной:
Бегай хоть по двести раз —
На затылке нету глаз.

Искры звездами взметнулись —
Знаем, горю чем помочь!..
Про себя же усмехнулись:
Как на привязи точь-в-точь.

Бьются искры, будто пчелки,
Сыплют роем н а стену.
Не видать теперь ни челки,
Ни походки Настиной.

Что-то в кузне стало душно,
И удар уже не тот…
Вот те раз — сквозь грохот слышно:
Ведра звякнулись о лед.

Мы, как будто ненароком,
Повернулись к двери оком.
Эх, была не была,
Веселей пойдут дела!

Отчего же ты притихла, Галя?
Ждешь, поди, парнишку у ракит?..
Листья нашумелись, задремали,
Гладь речную солнце золотит.

Будто шлемы витязей былинных,
За рекою высятся стога,
Легкая прохлада теней длинных
Пала на крутые берега.

Лес на горизонте вписан тонко
В пеструю безоблачную даль.
Родиной любуешься, девчонка,
Отчего ж в глазах твоих печаль?

Галя, голосистая Галина,
Русая до пояса коса,
И меня когда-то у овина
Чаровали высью небеса!..

Где бы ни была, но этот кустик,
Эту веху первых с любым встреч,
Завсегда — и в радости и в грусти —
Станешь ты в душе своей беречь.

Будешь вспоминать село Лесное,
Нежность грубоватую ребят,
Слушать,
Слушать,
Слушать,
Как весною
Журавли о родине трубят…

Все длиннее тени, гуще вечер,
Только радость не затмить ему:
Галя руки тонкие на плечи
Положила Саньке своему.

Воздух на густом ржаном настое
Все хмельней. Нежнее, мягче свет.
Тишина. Их в целом мире двое,
И обоим — по семнадцать лет!

С посвистами, вскриками
Рюмками звенит —
Свадьба многоликая
Катится в зенит.

Половицы охают
На особый лад.
Каблучищи грохают
Невпопад.

Вздрагивают бровушки
У девчат крылом…

Лишь осталась вдовушка
За столом.

Опустила синие,
Затаив тоску.
Бабий август инеем
Прикипел к виску.

Думы тучей вислою
Накатились вновь:
Где-то там под Вислою
Сгинула любовь.

Ей на долю выпало:
Все одна, одна…
Не могла, да выпила
Горькую до дна.

Потому и сдобрены
Памятью-слезой
Свадьбы наши добрые,
Словно май грозой.

Хребты на сутулые плечи,
Как бурку, накинули ночь.
Ручьи на гортанном наречьи
Ведут бесконечные речи,
Как лучше друг другу помочь?
Как в каменном мире дремучем
Пробиться сквозь тяжесть громад?
И, яростно пенясь, по кручам
Несутся к утесам могучим,
А те, как могилы, молчат.
И жутко бывает, не скрою,
Услышать, как дышит гранит,
Как борются волны с горою,
Огромной, суровой, немою,
И думать:
А кто ж победит?

Над поляной зорянкой звенела
Белокрылая песня твоя.
Поманила кого-то несмело
В заозерные наши края.

Я не знаю, кому назначала
Зоревой лебединый привет,
По кому так тепло заскучала
В восемнадцать девчоночьих лет.

Ты во мне потревожила юность,
Оставаясь сама в стороне.
Расплескалась апрельская лунность
По июльской ежастой стерне.

Зеленеют пожухлые травы,
А цветов — хоть девчонок зови!..
Журавли надо мною картаво,
Будто в мае, поют о любви!

Я опять удираю из дома
В отчий дом, где морянит весна,
Чтоб взглянуть на родных и знакомых,
На хмельных от воды и вина.

Там, на зыбких мшаринниках, море —
Разливанная вешняя гладь,
По утрам краснокрылые зори…
Там житуха теперь — благодать!