Лев Маляков - Проселки ведут на большак

За деревней с названием Осыпь
Лег проселок,
То прямо, то косо;
Заворачивал в клевер медовый;
Будто хвастался фермою новой;
Вдоль ракитника вел над рекою,
Прятал в спелую рожь с головою;
Под волнистым шуршащим навесом
Убегал к синеватому лесу.

Тот проселок
За долгие годы
Утоптали, как ток, пешеходы.
По нему шли туда,
Где раскаты,
Шли на смерть
В сорок первом солдаты;
Укатали проселок обозы,
Застелили листвою березы;
Сапогом да узорчатой шиной
Пропечатана матушка глина…

Выбегают проселки такие
На большие дороги России.

Полыхает заря,
Голубые
За рекой розовеют снега, —
Все знакомо,
Но словно впервые
Я встречаю твои берега.

Здесь и летом,
И в зимние стыни
Провода без умолку звенят,
И столбы электрических линий,
Как дорожные вехи, стоят…

От истоков
До устья Великой
Исходил я леса и поля:
До чего же она многолика —
Наша тихая Матерь-земля!

Я дышал разнотравья цветеньем,
Слушал пульс невидимых ключей,
Упивался воинственным пеньем
Одуревших в любви косачей,

И не раз у лосиного стада,
Замирая, стоял на виду…
Как мне мало,
Как много мне надо!
Я к тебе,
Как на праздник, иду.

Закипая ядреной
Веселой листвой,
Ты вовсю хорошела
Над тихой Псковой.

В половодье смиряла
Строптивость воды,
Отводила корнями обрыв
От беды.

Ох, и грузно же было
В июльскую звень
Из суглинка водицу тянуть
Долгий день!

А мальчишек
В зеленой охапке качать!
А влюбленных с темна до светла
Привечать!
А стоять у обрыва,
Как зорька, светла!..
Для кого ж ты, сердяга,
Была не мила?..

У Псковы я опять
Вечерами брожу.
И на корни витые взглянуть
Захожу.

Им трудиться не тридцать,
А триста бы лет,
Да какому-то злыдню
Ты застила свет:

К нашим бедам и радостям,
Видно, легка, —
Ободрала кору
Ножевая рука.

Сникли, съежились листья
У суши в когтях…
И добро бы — нужда человеку
В лаптях!

Цветы повернули лица
К восходу, навстречу свету.
И ноченькою не спится:
В разгаре недолгое лето.

В полях — пора расцветанья,
А это ведь что-то значит.
Цветы сошлись на свиданье,
Они и смеются, и плачут.

Цветут на земле, не в сказке,
На той, что снаряды рвали:
На ржавой двурогой каске
Цветы молодые встали.

Поет над родимым болотом,
Трубит журавлиная стая,
Сентябрь раскидал позолоту —
Ни счета,
Ни меры,
Ни края!..

А утро студено и мглисто,
Заря багровеет над логом.
И кличет вожак голосистый,
Бедует не птичьей тревогой.

Узнать бы, о чем они тужат,
Какая их гонит неволя?..
Но встал —
И молчишь на разлужье,
Захлестнутый песней до боли.

Россия велика,
И столько в ней дорог:
Изъезженных,
Нехоженых,
Забытых.
И пусть писали про нее века, —
Но все это —
Лишь первая строка.
А сколько строк и песен
Неоткрытых!..

Сибирь меня звала
В неведомую даль,
Гудела,
Океанилась тайгою.
Ковыльная,
Раздольная печаль,
Как на крылах, несла,
Заманивала первой бороздою.

Алтайские хребты
Сумели обучить
Орлиному завидному полету…
Но псковской неприметной красоты
Мне все не разлюбить:
Где ни был я,
Все вижу
Вяз у поворота —

Маячит,
Зримый всем
Со всех сторон,
Как знамя, над отцовскою землею.
Давно ль на том яру
Упрямый дед Антон
Впервые бился с клятою ольхою?

Там осьминоги-пни
Корежились в огне,
Трещал малинник,
Зверь дрожал от страха…
Но хлебушко в те дни
Дед видел лишь во сне,
Хотя от пота лопалась рубаха.

Не оттого ль свое
Мой дед не докосил,
Не допахал, тот кряж и не засеял,
Не видел,
Как сюда
Вел трактор в сорок сил
Его же сын,
От гордости светлея?

Сын выкорчевал пни.
Он гари распахал.
Затеплились хлеба,
Где буревалы стыли.
В крутые эти дни
Я мало понимал,
Но думы тятины
И мне знакомы были.