Лев Маляков: Свидание

Укатилось, расплавилось солнышко —
На стерне золотится стезя.
На упавшее во поле зернышко
Не откликнуться сердцу нельзя.

Земно кланяться найденну колосу —
Как заблудшую душу спасать.
Покоряюсь нетленному голосу,
Что в наследство оставила мать.

Уступая желанной усталости,
Буду слушать, как песню, хлеба.
Не утрачу завещанной малости —
Да заполнится полем судьба!

Постигаю давно позабытое,
Обретенное в самом простом.
Помолчу на меже под ракитою
И замру, как над белым листом.

Мне житье братана нравится —
Стал он крепким мужиком.
У него жена —
  красавица;
Словно терем новый дом.

По плечу братану разное:
И пахать, и убирать.
Он работает,
  как празднует,
И жена ему под стать.

Сколько лет из русских кряжевых
Сортовые нянчил льны!
Не жалея сил, выхаживал
Гордость псковской стороны.

Расцветая,
  в пояс клонятся —
Бирюзовая волна!
И течет, ликует звонница
Удивительного льна.

Честно трудится моторик
Возле бани на реке.
Дедов старенький топорик
Ухает в моей руке.

У поленницы на плахе
Я орудую, как встарь,
Босиком, в одной рубахе, —
Хорошо живешь, скобарь!

Ноздри щупают ядреный
Вкусный воздух смоляной.
На лесине окоренной,
Словно сахар, тает зной.

Ветерок рубаху сушит —
Это тоже благодать.
Дорогая тетка Нюша,
Что взамен тебе отдать?

За Великой скирды хлеба
И бокастые стога.
За Великою в полнеба
Встала радуга-дуга.

В семицветье входят двое:
Он ведет к реке ее.
Я лишился вдруг покоя,
Вспомнив давнее свое.

А закат сочится,
Льется —
Воды плавятся в огне.
Звонко девушка смеется —
Смех, как солнышко, во мне.

Смех, как звонкая водица,
Как искристая звезда…
Не пойму,
Река струится
Иль текут мои года?

Не из тарелки взять
  с цветной каемочкой,
Из углей выхватить,
  как сам огонь, —
Картошку черную
  с хрустящей корочкой
И покидать с ладони
  на ладонь.

Напополам ее
  сломаю, угольну,
Вдохну картофельный
  здоровый дух…
За плугом хаживал —
  не родич увальню, —
Один во полюшке
  пахал за двух.

И до чего ж вкусна
  картошка осенью
Под ясным куполом
  среди полей!
Поля пронизаны
  сквозною просинью,
А ветер к вечеру —
  синее, злей.

Комбайны замерли,
  зарей умытые,
Подняли хоботы
  и смотрят вдаль.
Как перед праздником,
  душа открытая
Вбирает тихую
  полей печаль.

А в небе лебеди,
  как откровение,
На солнце красное
  косяк плывет.
И горько-сладостно,
  пусть на мгновение,
От непонятного
  душа замрет.

Среди болот и глухомань-лесов,
В зеленом царстве птичьих голосов,
Вросла в бугор крестьянская изба:
В окне — заря,
А над зарей — резьба.

Изба стоит уже полста годов.
Тропинка от нее ведет на Гдов.
Другая — к югу,
  в дальние края,
Которых и во сне не видел я.

Всему свой срок:
Аукнула судьба…
  В разлуке запечалилась изба,
Осталась вековать среди лесов,
В весеннем хоре птичьих голосов.

Мне открывались чудо-города.
Избенке дедовой до них куда!
У каждого свой норов,
  голос,
  вид,
И каждый не полста годов стоит!

Но если было мне невмоготу,
К былому обращал свою мечту,
Припоминая старый дедов дом.
И он светил мне заревым окном.

Мне кажется, прежний я,
  прежний,
И давние думы свои
Несу затаенно и нежно
Туда,
  где живут соловьи.

Как будто и нет за плечами
Далеких морей, городов.
Не здесь ли мечталось ночами:
Увидеть бы сказочный Гдов!

И что ж,
Повидал я с лихвою!..
Но сердце вернуться велит.
С покорной пришел головою, —
И что же мне встреча сулит?