Лев Маляков - Свидание

Он-то знает:
С ветром шутки плохи —
Не спасет и выверенный путь.
Взмахи крыльев тяжелы,
  как вздохи.
И назад уже не повернуть.

Он стоит.
Но нет ему покоя:
Время,
  время стаю подымать!
И зачем придумано такое,
Что куда-то надо улетать?

Мой дед Антон —
  дорожный мастер,
В деревне —
  пролетариат.
Дорогу строил он для счастья,
Был несказанно делу рад.

Как для себя Антон старался —
Чтоб намертво булыжник лег…
И вот он —
  город показался,
А до чего же был далек!

Верста к версте —
  легли каменья,
Как в песне звонкие слова.
Достала наше поколенье
Про деда добрая молва.

Дорога уходила в дали
И счастье
  все-таки нашла.
По ней тачанки проскакали
И революция прошла.

Давным-давно Антона нету,
И все-таки мой дед живет…
По каменке,
  навстречу лету,
Спешит из города народ.

По ней,
  Антоновой,
  надежной,
Я нынче еду не спеша.
И каждой возрожденной пожне
Внимает радостно душа.

То не лебедь выходила из реки
И вставала,
  белокрыла и легка, —
Возводили на Великой мужики,
Словно песню,
  белу крепость — на века.

Поприладилась плечом к плечу артель.
На стене —
  сам бог и князь —
Мастеровой.
По земле идет играючи апрель,
Обжигает прибауткой ветровой.

«Ох ты, каменщиков псковская артель,
Плитняков многопудовых карусель,
Б а луй,
  балуй каруселькой даровой,
Словно не было годины моровой».

Не в угоду
Злым и добреньким богам,
Не за-ради,
  чтобы слава вознесла:
По горбатым,
По отлогим берегам,
Будто шлемы,
  подголоски-купола.

Их оглаживали дальние ветра —
От восточных гор
И западных морей.
Поосыпано вороньего пера
У крещенных не крестом монастырей!

И с мечом,
и с бомбой жаловал гостек —
Не молиться на кресты и купола…
Только срок артельной силы не истек —
Та лебедушка навек —
  белым-бела.

Бог весть какими шел путями,
Чтоб видеть,
  слышать,
  просто жить.
Из лыка первыми сетями
Меня пытались изловить.

А я в воде, подобно блику,
Был удивительно живуч,
Взлетал, над лесом легче крика
И прятался в наплывах туч.

И не случайно,
Лишь стемнеет,
Сажусь я молча на крыльцо.
Моя душа, как даль, светлеет,
Подставив космосу лицо.

От непонятного застыну,
Чему-то горько улыбнусь
И, распрямив внезапно спину,
Навстречу звездам засвечусь.

Борода на широкой груди,
И ручищи —
  дубовые плахи.
Возлежит он в посконной рубахе.
Бесконечность его впереди.

А ведь был он —
  солдат хоть куда:
Он в разведку ходил,
  а в атаке —
Не видали такого рубаки!
На подушке алеет Звезда.

Он как будто глядит из-под век,
Вспоминая,
  чего не успето?
От забот задыхается лето,
Да не властен помочь человек.

Не прибавить теперь,
Не отнять —
Все свершилось от точки до точки.
Возле гроба горюнятся дочки,
Сыновья попритихли и зять.

Встрепенулся подстреленно крик —
Не сдержалась студентка,
  меньшая…
Головою вот-вот покачает —
Не любил беспорядка старик.

Он предвидел беду наперед —
Заготовил себе домовину…
Похоронного марша кручина
Над толпой величаво плывет.

Замирают от марша в груди
Громогласные охи и ахи…
Возлежит дед в посконной рубахе.
Бесконечность его впереди.

Кардиология.
Просторная палата.
Костлявый кто-то спрятался в углу.
Так вот она —
  за все,
За все расплата…
Вдыхаю воздух —
  вязкую смолу.

И потолок,
  как палуба, покатый,
От лампочки —
  зеленые круги.
А мысли заблудились вне палаты:
Друзья оставлены,
Не прощены враги…

А тот костлявый, в белом,
  шевелится,
Зовет меня —
И я к нему иду.
А сам кричу:
«Дай руку мне, сестрица!»
Но губы лишь бормочут
  как в бреду.

Ночь наседает, но опять не спится,
Все кажется:
Я здесь давным-давно…
За что бы в этом мире зацепиться?!
И взгляд нашел рассветное окно.