Лев Маляков - Милосердие весны

А в зале —
Вермахта солдаты,
России лютые враги.
Играй,
  покуда нет расплаты,
Но оступиться не моги.

Изображал я простофилю
С котомкой драной за спиной.
Тот путь актерский
  был извилист,
Оплачен дорогой ценой.

На сцене смерть подстерегала
За каждый наш
  неверный взгляд.
Гремели выстрелы из зала,
И не было пути назад.

И все-таки мы узнавали,
Скупив эрзацы-табаки:
Сгрузились в Пскове на вокзале
Вчера эсэсовцев полки.

Мы успевали мимоходом
Число орудий сосчитать…
Как с того света,
Из похода
Встречала дома сына
  мать.

Откуда что бралось —
Не знаю,
Я в той игре бывал старшой.
Ходил у пропасти
  по краю,
Чтоб жить
С распахнутой душой.

Печь побелит к празднику Ирина,
Сварит студень
  и намоет пол.
Распрямит натруженную спину,
Сядет,
  одинешенька,
  за стол.

И «уйдет» с открытыми глазами
На берег,
  где вербы зацвели…
За окошком взвизгнут тормозами
И умчатся дальше «жигули».

Не услышит старая мотора,
Сгинув в довоенном далеке:
С Федором спускается под гору,
К солнечно смеющейся реке.

Федор прямиком идет ко броду,
Снял ботинки,
Засучил штаны…
И плыла Ириша через воду
С луговой веселой стороны.

Всю-то жизнь
  вот этак бы с любимым
Плыть, руками шею охватив.
И зачем ты,
  счастье, —
Мимо, мимо….
Не нашло к Иринушке пути.

И теперь ей слышится гармошка,
Видится кадрильный перепляс…
Расписались.
Бабоньки в окошках —
С молодых не сводят влажных глаз.

Но домой вернулись не на свадьбу:
Объявило радио войну.
Не узнать колхозную усадьбу:
Бабы голосят, как в старину.

…По щеке горюн-слеза скатилась
На подарок Федора —
  платок.
В сумерках Ирина спохватилась
И в печи раздула огонек.

Собрала на стол
И снова села
С краешка у длинного стола.
Но рука от дум отяжелела,
Приподнять стакана не смогла.

Не сморгнула старая слезину.
Скликнуть бы за длинный стол народ…
Выпрямила сухонькую спину —
Празднует одна который год.

Тебя представить я могу
И в радости,
И в горе,
В кругу подружек на лугу,
И часовым в дозоре.

Легко представить я могу:
Идет в атаку рота.
Ты не даешь привстать врагу
Огнем из пулемета.

Тебя представить я могу:
Уходишь на заданье.
Я целый день лежу в стогу —
Все жду с тобой свиданья.

И вот куда-то я бегу
У страшной вести в лапах.
Но нет,
Представить не могу,
Что схвачена гестапо.

Я свято память берегу
О том далеком лете…
И все представить не могу,
Что нет тебя на свете.

Давным-давно я с ней знаком —
У смерти на прицеле.
Окопы мял снарядов гром —
Все норовил по щели.
Вздымался смерч над головой,
Блестели танков траки…
Бежала тенью смерть за мной,
Преследуя в атаке.
На Балтике подстерегла,
Накрыла в тесной щели,
За горло пятерней взяла,
Отбился еле-еле.
Теперь бы жить хоть сотню лет…
Она же хмурит брови.
Покоя ей, угрюмой, нет —
Ловушку мне готовит.
Сверкнула острая коса —
Смахнула,
Словно кочку.
И враз померкли небеса,
И солнце — будто точка.
И все-таки пока живой…
Очнулся:
Рядом двое —
Стоят с водою ключевой,
С целебною травою.
А та сердито под окном
Все звякает косою.
Но я уснул покойным сном —
Друзья теперь со мною.

Мне что-то и хотелось бы забыть,
Но я на это не имею права…
Сияло солнце,
Зеленели травы,
Взялась кукушка
  свой урок зубрить.

Прохладой созвала ребят река
Со всей деревни
На песок прибрежный.
Земля плыла куда-то безмятежно,
И доносился гул издалека.

В мальчишеской наивности святой
На самолеты
  с желтыми крестами
Глазели мы
С разинутыми ртами.
И вдруг нас придавил
  зловещий вой.

Песок рванулся,
Смертью перевит,
Перемешались солнце,
  травы,
  дети…
И пятерых —
Как не было на свете,
А Мишка-несмышленыш — инвалид.

Тот первый день войны —
Мой черный день —
Живет во мне,
И нет ему забвенья,
Я не ищу от памяти спасенья —
Он навсегда со мною,
Словно тень.