Виктор Широков - Иглы Мглы

прошли мы к церкви, что была,

конечно, на запоре.

Сверкали златом купола,

и небо было чище

над скромной тропкой, что вела

на местное кладбище.

Там бомж и протоиерей,

крестьяне и солдаты

лежали рядом; их тесней

объединяли даты.

Они одни видали сны,

в верховье Волги жили...

Мы тоже веточку сосны

на холмик положили.

За описанье не берусь

обратного маршрута;

но приоткрылась дочке Русь

хотя бы на минуту.

Я думаю, что поняла

она (я, впрочем, тоже):

дорога - к Родине вела,

пугая бездорожьем.

И надо не бояться зим,

идти с открытым сердцем,

найдется книжный магазин,

где можно отогреться.

Найдется красное крыльцо,

где не важна монета;

найдется красное словцо

не только для привета.

26.12.

1986

ВДРУГОРЯДЬ

Л. Ю.

Славно все же бывает на свете

вспоминается то, что забыл...

Я вдругорядь товарища встретил,

словно в юность фрамугу открыл.

Мы полвечера с ним говорили

про обиды давнишние, но

чай не пили и кофе не пили,

и не пили сухое вино.

Черт ли выкинул это коленце

или ангел убавил вину...

Показал он мне сына-младенца,

поглядел я на третью жену.

Чуть заметил, не трогая, книги;

и растрогали нас не стихи,

а какие-то давние миги

и нелепые наши грехи.

Я бубнил про наветы и сплетни,

он талдычил, что надо худеть,

чтобы новое тысячелетье

без одышки легко одолеть.

Мне за сорок, ему скоро сорок,

а мы, вроде болтливых сорок,

о приятелях давних и спорах

раскричались, забывши про срок.

Между тем кукарекнула полночь,

мне пришлось собираться домой;

друг и тут деликатную помощь

оказал, проводив по прямой.

Лишь в автобусном коробе гулком

понял я, что который уж год

я петлял по глухим закоулкам,

избегая веселый народ.

Я лелеял нелепую хмурость,

ею близких своих изводил,

потому что боялся за юность,

знать - ушла, а вернуть нету сил.

Что же, есть хоть осьмушка столетья,

чтобы встретить достойно конец

века, чтоб наши взрослые дети

с уваженьем сказали: "Отец".

Впрочем, это не главное, если

воплощаются в слово мечты,

остаются пропетые песни

и пройденные вместе мосты.

Пусть прокатится гулко столетье,

словно обруч, гремя о настил...

Я вдругорядь товарища встретил,

но о главном еще не спросил.

11.05.

ДИАЛОГ

Говорила о новой работе,

как сменить сапоги и пальто,

а мне слышалось: "Кто ты мне? Кто ты?

Неужели друг другу никто?"

Был пейзаж за окном безотраден.

Моросил затянувшийся дождь.

От незримых царапин и ссадин

сердце слабое кинуло в дрожь.

Но выгравшись в сюжет диалога,

я острил, что зима не страшна,

что не вижу достойней предлога,

чем укрытые снегом дома.

Ледяная колючая сказка

нам милей, чем осенняя пыль.

Даже ветра случайная ласка

подымает алмазную пыль.

Если только не думать при этом

о квартплате, еде и тепле;

если жить, словно малые дети,

на бездумно-волшебной земле.

Но прорех еще жизненных много,

и заботами полнится дом,

и врывается в ткань диалога

нескончаемый дождь за окном.

19.10.

* * *

Ты, помнится, меня спросил

о жизни, явно, между прочим.

Своим распределеньем сил

ты был, конечно, озабочен.

Ты продолжал свой марафон.

Бежал. Подпрыгивал, как мячик.

Что я? Всего лишь общий фон.

Обыкновенный неудачник.

А как живу? Да все пишу.

То громче кажется, то тише.

Спрессовываю жизнь свою

в упругие четверостишья.

24.12.

1987

* * *

Мне пишется не в кабинете

среди разостланных бумаг,

а на закате и рассвете

лишь на ходу, где весел шаг.

В метро, в трамвае, в электричке,

где жизнь сама против длиннот.

Пишу порой огрызком спички

на коробке, а не в блокнот.

Мне дышится не углекислым

коктейлем; нужен ли резон,

чтобы вобрать в стихи и в мысли

грозой процеженный озон?!

В лесу, на поле и у речки,

а не среди зеркальных зал

я подобрал свои словечки,

на нитку ритма нанизал.

3.02.

* * *

Жизнь, ты спроси про мои

три заповедных желанья...

В детстве хотелось любви.

В юности - просто вниманья.

Зрелость наморщила лоб.

Видно, боится прогаду.

Белый некрашеный гроб

стал почему-то в усладу.

Если же, впрочем, сожгут

пепел пусть сразу развеют...

Столько обиженных ждут

там, где и молвить не смею.

Вот что снедает меня.

Вовсе не жажда признанья.

Только б частицей огня