Виктор Широков - Иглы Мглы

но все равно не накопился опыт;

и как принять сиротство напоказ,

коль сердце в ребра кулаком колотит.

И я пытался быть таким, как все;

шуршать, как мышь, своим кусочком сала...

Но как бы жизнь на дыбном колесе

меня ни распинала, ни ломала,

я говорю заветные слова,

я в полный рост иду, подняв забрало,

на проходимцев, ибо тем права

святая тень, что только жизни - мало.

И надо не сдаваться, и суметь,

отстаивая в драках идеалы,

все тем же чистым пламенем гореть,

а не тянуть надежней одеяло.

Мне - 38, возраст не такой,

чтоб упиваться ранней сединою.

К чертям покой! Пусть будет под рукой

родимое пространство ледяное.

Я обречен сражаться до конца.

Врагов моих пускай не убывает.

И только свет любимого лица

в моих метаньях силы добавляет.

Я знаю: дом отцовский не сгорел,

хотя и продан новым постояльцам;

и мой удел, как дедовский надел,

надежно подчинен упрямым пальцам.

Я верю: материнская рука

опять, как в детстве, боль мою утешит;

и каждая строка черновика

когда-то будет вещей, не поспешной.

Тогда - вперед, разбрызгивая грязь,

по сыроватым пажитям апрельским;

туда, туда, где, ласково светясь,

желтеет солнца шар над перелеском.

Через косые резвые дожди

ветрам навстречу, радуясь и плача;

и вглядываясь, что там впереди,

надеяться азартно на удачу.

19.04.

УГЛИЧ

Воспоминанья, крытые соломой.

Кто ухватился, тот себя не спас.

И смотрит вновь с расчищенной иконы

нерукотворно-рукотворный Спас.

Мы говорим о подлинном и мнимом.

По Угличу проходим, все в снегу...

Ах, что ты шепчешь, милая Марина?

Я не Димитрий, но и я солгу.

Ах, милая пленительная полька,

как глаз твоих неистов малахит!

Смежила веки (вековала сколько?

А ретивое до сих пор болит...)

Слежался снег. Скрипит под каблуками.

По Угличу проходим, все в снегу.

И колокольный звон плывет над нами,

и наша дочь смеется на бегу.

Но почему тревожно так и знобко?

Что нам сулит в столице месяц март?. .

Заметена ночной метелью тропка.

Поленница лежит колодой карт.

Раскиданы колючие созвездья.

Непредсказуем поздний гороскоп.

И снег летит, такой же бесполезный,

и наметает времени сугроб.

8.03.

1984

* * *

Людей природа, в сущности, одна:

как ни ряди врожденные инстинкты,

сквозь оболочку хорошо видна

звериная повадка и косинка.

Срывается муштрованная речь.

Не справиться иному с хищным взглядом.

И в лесть горчинкою вползает желчь,

готова обернуться страшным ядом.

Есть у меня знакомый толстячок.

Сластена. Буквоед. Завзятый книжник.

Как злобно он сжимает кулачок,

когда с усмешкой говорит о ближних!

Его уж точно медом не корми,

дай посудачить о чужих ошибках;

и влажных губ облизанный кармин

кровавит откровенная улыбка.

Как точит зависть бедного порой,

а я его подтравливаю тихо...

Что ж, в Риме говорилось (Боже мой!):

Homo sum - humani nihil...

11.04.

ТРИ ЧАСА ОЖИДАНЬЯ

Три часа ожиданья - это много иль мало?

Жизнь меня обнимала, ломала и мяла,

жизнь меня волокла, как котенка, вперед

день за днем и за годом мелькающий год.

Я взрослел, понемногу в привычках менялся,

обминался, а все же пока не ломался;

я за жизнью волокся трусцой и шажком

и портфелем махал, словно мальчик флажком.

Было много мечтаний и много надежд;

я себе устанавливал новый рубеж,

уставал, отставал, и винил, и винился,

и порой сознавал, что вконец обленился.

Жизнь прощала меня и, жалея, ласкала...

Три часа ожиданья - это много иль мало?

Электричка трясется на стыках, как бричка.

В срок стремится успеть, долететь электричка.

Через ливень, сквозь зелень и высверки дач

мчится солнцу навстречу залогом удач.

Я трясусь в такт ее нескончаемой тряске,

я влеченью сейчас отдаюсь без опаски,

я спешу на свиданье с надеждой своей;

мой полет все быстрей, встречный ветер сильней;

Заоконная зелень сочней, зеленее...

Неужели я тоже сейчас молодею?

Далеко позади шум и гомон вокзала.

Три часа ожиданья - это много иль мало?

Скорость въелась в меня, как дурная привычка.

Вспыхнуть жарко стремится последняя спичка.

Сигаретка бикфордно чадит-догорает.

Расставаться со мною рассвет не желает.

Набирает свою светоносную силу,

чтоб взбодрить приуставших, болезных и сирых.

Полустанки минуя, летим оперенно.

Вон калека неспешно бредет по перрону.