Римма Казакова - Мадонна (сборник)

Есть такие варианты
судеб хрупких и стальных:
исключения, мутанты,
в необычное десанты…
Даже если я – из них.

Знаю: здесь или на звёздах,
или рядом, или вне,
тот один, кто мне – как воздух,
всё же рано или поздно,
а узнает обо мне.

Просто-напросто нагнётся,
неоткрытое открыв,
на бикфордов шнур наткнётся,
о судьбу мою споткнётся,
и тогда —
заткнётся взрыв.

И тогда, хоть ненадолго,
позабыв, что жизнь – война,
больше счастья, выше долга,
тонкая, как недомолвка,
нас обнимет тишина.

Долго молча я хранила
всё, что мучает сердца.
Никого я не винила.
…Я конца не сочинила.
Жизнь допишет до конца.

Мне привычны печаль и отчаянье…
Только есть ещё таинство:
всё, что в жизни моей не случайно, —
всё останется.

Я брела по метро, как сомнамбула,
я склонялась над рельсами
из-за мальчика – лёгкого, наглого,
чем-то мне интересного.

Кто отвёл мои помыслы грешные,
оттолкнул с края страшного?
И теперь эти глупости прежние —
словно сон из вчерашнего.

Мой проигранный день, карта битая
в той колоде, где лишнее.
И всплыло только имя забытое,
как впервые услышанное.

Я не помню тебя, хоть и вспомнила
тень былого, понятие.
Знаю: было отчаянно, подлинно, —
о, любовь, исполать тебе! —
но ушло, и не жмурься участливо.
В жизни важно терпение.
Всё прошло. Как ни странно, я счастлива.
И сейчас – о тебе ли я?!

Был ты смесью родного и подлого.
Ну, попалась на удочку.
Ты… Одно только имя и вспомнила.
Да и то – на минуточку.

Я думала, что я любовь спасу —
к тому, кого всех преданней любила.
Но, словно залетевшую осу,
испуганно и холодно убила.

Была я с ней сильна,
была слаба,
зависима, как девочка – от взрослых.
Казалось: это – правда и судьба,
а оказалось:
без нее – так просто!

Я подошла к пределу, к рубежу,
когда у сердца больше сил не стало
всё, чем давно живу я и дышу,
день ото дня вымаливать устало.

Кто объяснит:
в чём – тайна,
в чём – секрет,
что ни в глазах, ни в мимолетной фразе
ответного тепла и света нет,
что счастья нет,
что нет обратной связи?

Как правоту свою перенесу,
как пережить смогу,
что разлюбила,
что, может быть, —
пчелу,
а не осу
в своем слепом отчаянье
убила?!

Переживу.
Жить буду без любви.
Как без любви? —
в гармонии со всеми…

…Вот только руки у меня в крови,
отмоют этот грех вода и время.

Не видеть горя и не слышать плача —
нелепая задача для души.
На стороне удачливых – удача,
не к ним, а к неудачливым спеши.

Удачливым сочувствия не надо,
для них и так жизнь, в общем, хороша!
Да и чужой удаче вряд ли рада
всегда от всей души твоя душа.

…Друзья, простите, что была занудой,
и, зная: не прогоните меня! —
любою опечаленной минутой
вам омрачала безмятежность дня.

Но я ведь неосознанно, невольно
такой же мерой дружбы дорожу:
все ухожу оттуда, где не больно,
и все туда, где больно, прихожу.

Мы живем в масштабный век:
сверхзадачи, сверхзаботы…
От прогресса ждешь чего ты,
современный человек?

Сверхвозможностей, сверхнужд
сверхдовольно, и порою
сверхмодерному герою
сверхжеланий зуд не чужд.

Все жадней к избытку благ,
от какого лучше б – драпать…
Человек, не надо хапать!
Суперблаго – супервраг.

Еле наскребал на хлеб…
А теперь по чьей указке,
будто людоед из сказки,
сверхпрожорлив и нелеп?

Вот сверхгордо и поверх
некто взгляд струит нечистый,
хапать, лапать научился
то, на что глядеть-то – грех!

А без неких сверхзатрат
жизнью жизнь верней могла быть.
Человек, не надо хапать
без разбору все подряд.

Эй, опомнись, охолонь!
Укроти инстинкт хапужный,
отврати предмет ненужный,
не тащи, не рви, не тронь!

А застенчивой порой
с трепетностью косолапой —
не хватай, не гни, не хапай, —
обрети, коснись, открой!