Коллектив авторов: Поляна №2 (8), май 2014

– Как не срываешь? А это что? – учительница указала в сторону доски и увидела, что там никого нет. Только на самой доске нарисовано мелом красивое дерево с треугольными лепестками.

– Кто это нарисовал! – закричала учителка. – Что это за дерево? Таких деревьев не бывает.

– Как это не бывает… – начал было Ромка, но Наташка дернула его за рукав и не позволила зажмуриться.

– А вот так, не бывает и все, – сказала учителка и стерла дерево мокрой тряпкой.

…Когда они шли из школы, Ромка спросил у Наташки:

– У тебя деньги есть?

– Есть немного, – сказала Наташка. – А что?

– Пойдем в зоопарк, на обезьян смотреть. Вдруг люди в самом деле от них произошли. Не все, конечно, а так – некоторые.

Они пошли в зоопарк и встали в очередь в кассу за билетами. И тут, конечно, как ни откуда возник Витька.

– А вы в зоопарк идете? – спросил он, будто в кассе зоопарка могут продавать билеты на поезд или в кино. – А я тоже хочу.

Они купили билеты и на Витьку и пошли в зоопарк. Там было интересно, хотя они ходили сюда часто, им всегда было интересно.

Долго стояли у слона, который так ловко действовал хоботом, что не каждый так рукой сможет. Постояли у верблюда и Витька, естественно, его достал так, что верблюд не выдержал – плюнул жвачкой. Только в Витьку не попал, а попал в какого-то дядьку в шляпе. Дядька закричал на Витьку, Витька пустился бежать, Наташка с Ромкой вынуждены были тоже бежать, хотя ни в чем не были виноваты.

В общем, приключений хватало. Наконец, дошли до обезьян. Несколько маленьких обезьян сидели у самой решетки и протягивали черные морщинистые ручки – просили. Люди кидали им конфетки, печенье. Когда кидали хлеб, обезьянки не обращали на него внимания. Витька кинул камешек. Обезьянка подобрала его, попробовала на зуб и скорчила Витьке рожу. Витька тоже растянул пальцами края рта, высунул язык и сказал:

– Бла-бла-бла.

В этот момент обезьянка и Витька были очень похожи.

Сзади, на лавках и камнях сидели обезьяны побольше. Они не просили, но когда видели хорошую конфету или печенье, спрыгивали со своих насестов и отбирали лакомство у маленьких.

А еще они искались друг у друга в шерсти, беспрестанно чесались, дергались, шевелились, ерзали по сидениям красными мозолистыми задами.

Ребята постояли немного возле обезьян. Потом Витька кинул еще один камень, побольше, кто-то из взрослых взял его за ухо и повел, но Витька вырвался и убежал. Ребята встретились с ним уже у выхода.

А Ромка, когда они уже вышли из зоопарка и шли к дому, сказал:

– Может, учителка и права. Наверное, кто-то все же произошел от обезьян. – Он помолчал и добавил убежденно: – А кто-то от эльфов.

Дуэт для двух скрипок

(Allegro agitato)

– Клал я на их прогресс!

– Это тост?

– Тост!

Примерно раз в месяц у меня возникает желание выпить со Степанычем, моим соседом по лестничной клетке, жестянщиком ближайшего автосалона. Он заменяет мне телевизор, который я не смотрю, и газеты, которые я не читаю уже лет пятнадцать. От Степаныча я получаю официальную информацию и узнаю реакцию на нее целевой аудитории. Отдельной ценностью этих встреч является фантастического качества самогон, который Степаныч гонит сам.

– Степаныч, а за День космонавтики?

– Клал!

– Можно выяснить, на что ты не клал?

– Давай выпьем за финских крестьян!

– Давай, конечно, а что с финскими крестьянами?

– Финны в Евросоюз доигрались! Глобализация, мать ее!

– Объясни.

– Евросоюз признал финское сельское хозяйство убыточным и запретил его финансовую поддержку.

– Так у них единая Европа. Будут жрать греческие оливки и испанскую колбасу. С голоду не сдохнут.

– А ты представь себе маленькую финскую семью, которая десять поколений работает на земле. Что им дальше делать? Им этот Евросоюз…

– Наливай!

Лет двадцать назад Степаныч научил меня трем главным вещам: пить тройной одеколон, виртуозно ругаться матом и любить маленького человека. Он повлиял на меня гораздо больше, чем семья, школа и советская пропаганда.

– Степаныч, может, все-таки, за прогресс? Сегодня двенадцатое апреля.

– Клал я на их прогресс! Ты знаешь, чего этот прогресс стоил? Знаешь, чем люди заплатили, чтобы эту ракету запустить?

– Представляю.

– Ты представляешь, а я на своей ж… его испытал! Мне в сорок пятом шесть лет было. Я не буду рассказывать, что жрать было нечего, что хлеб отбирали, что расстреливали и сажали всех подряд. Сам знаешь. Я одно скажу: после войны стало хуже, чем во время.