Кто-то пел под гитару, кто-то читал стихи, после чего подали чай, и вот тут-то появился маленький лысоватый толстячок лет шестидесяти, перед которым явно заискивали и которого все вокруг очевидно знали, а я так видел в первый раз…
Все читали свои стихи. Прочел и я.
Старичок приобнял меня за плечи, проговорив:
– Неплохо… неплохо, молодой человек. Очень неплохо. У вас есть чувство… Запишите мой телефон.
Я потянулся за ручкой и заметил, что то же сделали все вокруг.
Вскоре я отвез Истокову поэму с надеждой на грядущую славу.
Он прочел ее и сказал через неделю:
– Хм… Что я могу тебе… М-да… Могу направить тебя в Литературный институт. Будешь учиться. Правда, не в моей группе. Я уже курс набрал. Но это неважно…
Вспомнив слова Пророкова о вреде литературного образования, я от учебы решительно отказался.
– Ну, как хочешь, – вздохнул Истоков. – Там у нас библиотека хорошая. Почитать можно много чего.
– А в вашем журнале напечататься нельзя? – спросил я, выведав, что Истоков, кроме всего прочего, еще и главный редактор журнала «Родники».
– Нет… Что ты… В нашем нельзя, – отмахнулся Истоков. – Вот сделали номер, не знаю, где на следующий денег брать. Да и поэзии у меня мало. Так что… М-да… Тяжело сейчас. И тебе тяжело и мне тяжело. Книгу моих стихов, – он выдвинул ящик стола и достал книжку в переплете, – вот посмотри. Подарить не могу, мало осталось. Так вот, издатель предложил бесплатно издать. Это то есть – мне ни гроша! Я говорю: вот вам! – Истоков сунул мне под нос внушительную фигу, сложенную из коротких толстых пальцев. – Вот вам! Видали! Я что на вас бесплатно пахать должен? Нет уж… М-да… Ну, вот. Другого издателя нашли, шестнадцать тысяч заплатил. Это хоть что-то. Там все по годам. А видишь – четыре года пропущено? Я и не сочинил ничего. Ну вот, я так и написал: за эти годы автор отчитается перед народом позже…
На прощанье, смачно расцеловав в обе щеки, Истоков протянул мне два билета:
– Юбилей у меня скоро. Чествовать будут в Центральном доме литератора, приходи, на вот тебе пригласительные. Концерт будет, я почитаю.
Этим всем жена занимается, я-то хочу, чтоб «Блюбэ» пело. Нравятся мне эти ребята. За душу берут. Поют про наше, русское… Но уж не знаю. Обещали. А там, как получится… М-да… Они у меня тут были. Ну, вроде как договоренность была.
В назначенный день зал был полон. Истоков первое отделение кое-как мрачно высидел на сцене за столиком рядом с женой – необозримо тучной улыбчивой женщиной. Вечер протекал уныло. Трое музыкантов в ярких рубахах под гитары приторно выводили романсы на стихи мэтра. Во втором отделении Истоков исчез и появился лишь когда началось его чествование. Он вышел нетвердой походкой на авансцену, куда один за другим из зрительного зала поднимались ораторы, и после каждого очередного панегирика, широко улыбаясь, восклицал: «Я лучший поэт России!», затем громко икал в микрофон. Соратники делали вид, что согласны, и лукаво скашивали глаза. Очевидно, всякий надеялся отыграться на своем собственном юбилее.
«Блюбэ» так и не дождались.
Я не послушался Пророкова и все же решил разведать почву для поступления в Литературный институт. К Истокову я обращаться не стал. Не было уверенности, что он меня помнит, да и шанс был упущен.
Снежным вечером, я проник под своды приемной комиссии. В холле меня встретила миловидная секретарь. Узнав, что я желаю поступать, она покраснела, как садовая роза, и, на ходу призывая Пал Палыча, выбежала в коридор. На ее крик из четырех дверей повалил народ, и все они принялись оглядывать меня с чрезвычайным любопытством. Один из них, маленький, лысоватый, с бородкой клинышком предложил мне стульчик и уселся напротив.
– Вы желаете поступать, молодой человек? – спросил он лукаво.
– Желаю.
– Что пишите?
– Поэзию.
– А-а, – разочарованно протянул он, – поэзию желаете изучать… поэзию на халяву, – и переглянулся с остальными. Те закивали, мол, и этот туда же, и потянулись обратно в кабинеты.
– Нет, отчего же на халяву! – обиделся я. – Могу и заплатить.
Пал Палыч сразу оживился.
– Шестьсот долларов в год.
– Ого! – не сдержался я. – Прилично.
Незадолго до этого я отучился в техническом вузе пять с половиной лет совершенно бесплатно, мало того мне самому платили стипендию, на которую, правда, нельзя было прожить, но можно было хотя бы получить… Поэтому эта, в принципе ничтожная сумма, повергла меня в шок. В то время, я думал осчастливить мир сиянием своего таланта и уж совсем не предполагал платить за это деньги. Я был готов не брать денег с них и считал, что этого вполне достаточно.
Читать дальше