Лариса Миллер - Четверг пока необитаем

А для полёта, слышишь, для полёта

Как воздух мне нужна восьмая нота.

Для новых песен мало мне семи.

Дай мне восьмую, Боже, не томи.

Ведь как те семь волшебно ни звучали,

Они о самом главном умолчали.

Ну что же ты так поступаешь, июнь драгоценный?

Уныло и слякотно, дождик с утра зарядил,

Шиповник, испуганный, нежный, доверчивый, пенный,

Ты сам разлохматил, хоть сам же его нарядил.

Ведь ты же обычно ласкаешь крылом голубиным,

Обычно сиянием собственным ты упоён.

Неужто тебе надоело быть самым любимым

И самым желанным из всех Богом данных времён?

А надо так растягивать меха

Весёлой и отчаянной гармошки,

Чтоб стало ясно – вот он свет в окошке,

А вот всего лишь мусор, шелуха.

И чтобы тот, кто в мелочах погряз,

Жить приучившись на корму подножном,

Вдруг замер в ожидании тревожном,

И чтобы робкий вдруг пустился в пляс,

И чтоб – в верхах ли музыка, в басах —

Звук замирал лишь там, на небесах.

Я никак не пойму – отнимают у нас иль дают,

Нищетой нам грозят или нас осыпают дарами,

Изнываем в плену или машем свободно крылами,

Нас сгоняют с жилплощади или уют создают.

Но сегодня в саду воздух стал меня так обнимать,

Что невольно подумала: нечего здесь понимать.

Бабуля делала на праздник голубцы.

Она их перевязывала ниткой,

Как будто голубец был тварью прыткой,

Летать способной в разные концы.

И я решила: если обмотать

Всё, что люблю я, ниткой из катушки,

Покорны будут мне мои игрушки

И праздники не будут пролетать.

Занимаюсь я странным и каверзным делом:

Я пишу на листе, точно истина, белом.

Ну а что если истина очень проста —

Это просто поверхность пустого листа.

Хочешь истины – лист надо белым оставить.

Только имя своё в уголочке поставить.

Столько было того, что, казалось, нет сил пережить,

Столько было того, с чем нельзя, невозможно смириться.

Как же мне удаётся по-прежнему с миром дружить,

На его небеса голубые, любые молиться?

И сама не пойму, как решаюсь ему доверять,

В доме свет погашу и надену ночную сорочку,

Чтоб в его темноту безоглядно, бесстрашно нырять

И легко засыпать по-младенчески – руки под щёчку.

Я цветы не советую рвать.

Вот цветок, что и нежен, и ярок.

Я не ведаю, как его звать.

Назову его просто – подарок.

До чего же июль даровит!

Села бабочка мне на запястье.

Я не знаю, какой это вид,

Потому назову её – счастье.

Куст расцвёл, своё имя тая.

Назову его – радость моя.

Время только и делает, что утекает, но,

Если б мы жили вечно, нам было бы всё равно.

«Время летит», – вздыхаем. И что оно нам далось?

Если б мы жили вечно, оно бы не родилось.

Ведь для небес бессмертных времени нет как нет.

Пусть скажет спасибо смерти, что родилось на свет.

Мне кажется, я не от мира

Сего и что меня вскормила

И выпестовала синева

И подарила мне слова,

Которые не сторонятся

Земли и всё же ввысь стремятся.

Усердно пёрышком скребя,

Пытаюсь выразить себя.

Пишу и вижу: там и тут

Другие пёрышком скребут,

Спеша поведать то да сё.

Да кто же вникнет в это всё?

И с чего ты возгордился?

Ну зачали, ну родился,

Ну по улицам топ-топ,

Это не причина, чтоб

Мнить себя венцом природы.

Вот затопят землю воды,

Воздух станет ядовит —

И исчезнешь ты как вид.

Ах, эти жуткие прогнозы!