Марк Гроссман - Синева осенних вечеров

1953

У Байкала
чистыми ночами,
Где костры себя сжигают в дым,
Я брожу с понягой за плечами
По дорожкам каменным крутым.
В тишине я слушаю живое,
В обнаженной памяти храня
Крик кедровки, бормотанье хвои.
Доброту и ненависть огня.
В голубой одежке из тумана
Селенга проносится, быстра.
Мечутся на зелени урмана
Крылья ястребиные костра.
Потихоньку звезды потухают,
Скоро с неба кинется заря.
Хорошо водиться с пастухами,
Не спеша
о жизни говоря.
Сухостой топориками рушим,
На углях оленину коптим.
…Телу нужен отдых. Нашим душам
Много больше он необходим.

Восточный Саян, 1965

На жарком юге в горы бегаем,
Глазами нежим пыльный лес,
И на лужайке лошадь пегая —
Для нас — немалый интерес.
Почти что молимся мы истово
Вам, минеральные ключи,
И сердолики с аметистами
Нам часто чудятся в ночи.
А до́ма, до́ма — детка-сосенка
Сгребает в лапы облака,
И вдруг показывает просека
Медведей бурые бока.
И лось проносится, не мешкая,
В таежных марях то и знай,
И нянчит ангелов с усмешкою
Под самым небом Таганай.
В горах, за синими урманами,
На легких крыльях снегиря,
К заре над домнами и станами
Спешит озерная заря.
Ну что ж, что место наше вьюжное,
Что наши гнейсы — не коралл.
Мы летом тянем в море южное,
А вы — гребитесь на Урал.
Он вам покажет силу пламени,
Когда дутье гудит в печи,
Он вам подаст в ладонях каменных
Свои подземные ключи.
Гостям он рад. Не пожалеете.
Возьмете сказки у старух.
И вам сыграет на жалеечке
Про ночи Севера пастух.

1966

Разгулялась непогода,
И упрямы, как волы,
Тащат тушу парохода
Моря бурые валы.
И бегут ручьи по тропам,
И земля к исходу дня,
Та, что в зависть всем Европам,
Раскисает, как квашня.
Где ты, стынь иного края?
Холодок сухой, без зла?
Ах, сторонушка родная,
Ты теперь белым-бела!
Лишь в очах да в небе просинь,
Да еще в озерах гор.
Вся из елочек и сосен,
Вечно диво и простор!
Побережьем именитым
Я брожу. А дальний край
Тянет душу, как магнитом,
Хоть ложись и помирай!

Берег Черного моря, 1967

Мир ночей — и таинство, и чудо,
Шорох рек, и хохоток сычей,
Серый волк, Иванушкина удаль,
Перезвоны праведных мечей.
Кони травкой хрупают у плеса,
И лежит у ног, как стригунок,
Маленький, пока одноголосый,
Несмышленый вовсе огонек.
Вот теперь похож уже на паву.
Выгнул хвост дугою до реки.
И летят на смертную забаву
Майские железные жуки.
Кто там плачет? Филин или евнух?
Или это колдовство стиха?
Или стонет статная царевна
На суровом ложе пастуха?
Воют волки над бараньей тушей,
Сходят феи к речкам и ключам.
Так замри же, мальчик мой, и слушай:
В целом мире — над водой и сушей —
Сказки оживают по ночам.

1967

В детстве просто все и красиво,
Сам себе в сновиденьях — князь.
…Обойти я хотел Россию
Потихоньку, не торопясь, —
Так, чтоб медленно, как история,
Плыли малые города;
Чтобы дыбилось рядом море,
Неразгаданное всегда;
Чтоб открылось, как гибнут тучи.
Как изюбры трубят в ночи,
Как качают в руках колючих
Мелочь звездную кедрачи.
И пошел я дорогой тряской,
На ржавцах оставлял следы,
И томился я от неясной
Жажды подвига и воды.
Время таяло, осыпаясь
Желтизною берез на грязь,
И явилась иная завязь,
И другая настала связь.
Уж давно я не юн, не в силе,
И хотя не сижу мешком,
Хорошо бы мне по России,
Как бывало, пройти пешком.
Снится снова — иду я тощий,
Ни тоски, ни боли виска,
И дышу я росой и рощей
И теплом ржаного куска.

1967

Тишина… Тишина… Тишина…
Ничего, кроме вздоха глухого.
Только выжатое до дна
Безъязыкое, пресное слово.
Только рифмы, как рифы торчат
Только колются мысли колами,
Только сеет и сеет свеча
Начиненное копотью пламя.
И ни света уже, ни надежд…
Но внезапно, во тьме перегноя,
Прорастет из подземных одежд,
Точно зернышко, чувство живое.
Возмужает, покатится вдаль,
Молодыми ветрами гонимо.
И себя уже больше не жаль,
И обходит тоска тебя мимо.
И почуешь, склонившись к столу,
И всевышним себя, и ягою,
И крушит твое зернышко мглу,
Обрастая листвою тугою.
Вновь ты весел и жизнью обвит,
И стальное перо не обуза,
И — сродни неуемной Любви —
Над тобою беснуется Муза.