Дмитрий Шестаков - Упрямый классик. Собрание стихотворений(1889–1934)

Нити седой паутины
Ткутся меж веток и трав.
Все совершает единый
И вековечный устав.

Нежною грустью разлуки
Дышит задумчивый пруд.
Скоро незримые руки
Слабую нить оборвут.

У лесного ветра вырвал я добычу
Легкие обрывки бледного письма,
И немые тени я несмело кличу
Рассудить догадки темные ума.

Этот почерк быстрый, трепетный и страстный,
Точно без сознанья, точно в полусне…
Вижу: «мой любимый»… «дерзко»… «не согласны»…
Это для другого… Это не ко мне…

Сердце застучало на чужой могиле
Жгучим сожаленьем к робким мертвецам.
Знаю – здесь страдали, знаю – здесь любили,
И лесному ветру тайны не отдам.

Если раскрою я книгу святую
В час, как пылает от дум голова,
Вижу я эту закладку цветную,
Вечные вижу слова.
Фон у нее серебристый и серый,
Легкие розы гирляндой бегут, —
Память любви и надежды и веры,
Сердцем подсказанный труд.
Ты, утолявший здесь жажду святую,
Где ты, по тихим твоим вечерам
Эту сдвигавший закладку цветную,
Этим внимавший словам?

Какой здесь дышит сон зеленый.
Какою веет тишиной…
Брожу один, завороженный,
Лесной заглохшею тропой.

Зеленым светом день струится
Кругом в зеленой темноте,
И что-то чистое таится
На каждой ветке и листе.

И на палитре драгоценной
Иной зеленой краски нет
Как зелень вешних возрождений
И фей зеленых полусвет.

В тихих куртинах садов
Алые маки…
Знойных волнений кровавые знаки
В тихих куртинах садов.
В белой пустыне снегов
Стройные лани…
Трепетный след непорочных свиданий
В белой пустыне снегов.

Белыми руками возле белых хат
Расстилаю белые я холсты, подружки,
Чтоб вздохнуть мой милый был на белом рад,
На моей ли беленькой, как цветок, подушке.
Не погаснет, видно, поздний мой ночник,
Мамка спать до утрени не заманит дочки:
То-то любо белый ткать да ткать ручник —
Утираться милому после знойной ночки.

В мертвом вереске оврага
Тело бледное, нагое.
О, таинственные силы
Превращенного героя;
О, таинственная вечность
И стремлений и отваги;
О, рыданий бесконечность
В отуманенном овраге.

Помыслы наши горячие,
Наши мечты молодые —
Ощупью ищут дорогу незрячие,
Ощупью бродят слепые.

Грезы и песни туманные,
Легкие юности грезы —
Словно цветы безуханные,
Словно над пропастью бледные розы.

О, не спеши вдохновенье!
В час твой далекий, урочный
Придут иные мгновенья
Тихи, светлы, непорочны.

Помнишь тропинки те низкие?
Трудно взбирался ты в гору.
Ныне вершины надвинулись близкие, —
Сколько лучей и простора!

Гордые выси с спасительным холодом…
Зной и томленье далече…
Бей же, о бей торжествующим молотом
Новые, мощные речи!

Ты в бледный туман от меня потонула, ушла, —
Лишь тихие-тихие светятся детские очи,
Лишь теплые звезды плывут и дрожат без числа,
И звучно-загадочен купол торжественной ночи.
Я знаю, я вижу, твоей мне стези не догнать,
Той юности пышной померкнули свежие краски…
К чему же бороться душой без конца и рыдать?
К чему молчаливо молить недостигнутой ласки?
Ты, нежная, светлая, светлой прощальной рукой
Возьми, погаси этот факел слабеющий, скудный!
Пусть чуткие звезды плывут над пустынной землей,
И купол глубокий мерцает загадочно-чудный.

Ave Maria! Вы, вздохи вечерние,
Вздохи раскаянья, слез и смирения,
Мирно пролейтесь на серые терния
Теплой росою любви и терпения!
Ave Maria! Святые светильники,
Грешному миру от века горящие,
Кроткие дикого гнева гасильники,
Звезды земли, над землей возносящие!
Ave Maria! Пути непостижные
Над каменистыми долу дорогами,
Чудно далекие, радосно ближние
Ангела пальмы в лачугах с чертогами!

Тихая ночь настает, а дума, как птица ночная,
Всё на могилу твою, друг отстрадавший, летит.
Смолкли рыданья кругом, надгробные смолкли молитвы.
Вьется и падает снег. Тихая ночь настает.
Как привиденья, вокруг могильные стали березы.
Строгий ваятель, мороз, в мрамор твой холм оковал.
Тихо… Ты слышишь ли, друг: моя это дума ночная,
Грустным крылом шелестя, близко прильнула к кресту.
Ближе, всё ближе к тебе… И так ей отрадно с тобою
Первую ночь разделить, первую тихую ночь.