Вероника Долина - Цветной бульвар

А кино моих дней, Москва??
Моя бедная голова…
Где ты, где ты, мой друг печальный…
Только что ведь была жива.

Невозможный метет сквозняк.
Неотложный катит пивняк.
У дверей филармоньи бедной —
Однородный гудит маньяк…

Где ты, прежний московский шум?
Целиковской былой парфюм…
Цвет московский был не таковский —
Цвет былого и крепких дум.

А теперь не могу смотреть,
Прошагав-то едва на треть.
Встать хочу и раскинуть руки.
И обнять ее, и согреть.

Не получится – не согреть.
Разве спичку поджечь, сгореть?
Не получится, и не надо.
Хорошо хоть прошла на треть.

Твоя женщина так глупа…
Так безоблачно, так беспросветно —
Что моя в твоем сердце тропа
Заросла почти незаметно.

Не приду к тебе с пирогом
И корзинкою спелых вишен.
Знай, живи, дурак дураком.
Ты и сам – и румян, и пышен.

Потешайся чужой бедой.
Не прихрамывай и не морщись.
Как и прежде – злой, молодой,
Принимающий все – как почесть.

Вот придет зима – примирит
Нас с тобою, хотя и шатко…
Миру – мир. Но огнем горит
На тебе дорогая шапка.

Дружище. Там, в Европе душат львов.
А в США линчуют чернокожих.
А ты? В тебе весенняя любовь.
Ты весь горишь в сухих ладонях Божьих.

Чего ты дышишь алым языком?
Куда ты смотришь дикими очами?
К другим подвидам яростно влеком —
Не торопись, дитя. Пожми плечами…

Да те, кого ты хочешь обхватить
И придушить могучей лапой страсти, —
Не захотят тебя понять-простить…
Не смогут рот открыть и всхлипнуть «здрасьте»!

Пойми же, необузданный балбес.
Услышь свою несчастную мамашу:
Их охраняет мировой СОВБЕЗ,
А тут СОБЕС… и надо выпить чашу.

Не трогай тех, кто нам едва знаком!
Кто по газонам носится прыжками…
Мы ни при чем. Мы даже ни при ком.
Они ничуть не машут нам флажками.

Они – коты. Весенние коты.
У них лицо опасное, однако.
А ты чего? Ты должен знать, кто ты —
Ты сирота, московская собака.

По вселенским законам гармонии —
Или музыки? Или судьбы? —
На краю этой дикой колонии
Я живу для моей ворожбы.

И когда остальное исполнится,
Дети вырастут, книги уйдут —
Я предчувствую, чем вам запомнятся
Эти несколько страшных минут.

По закону кошмара и паники,
По закону старухи-чумы —
Не поэты родятся, не странники,
А охранники новой тюрьмы.

И пока не придет санитарная
Специальная помощь с небес —
Власть над нами пребудет бездарная
И с топориком наперевес.

По законам волшбы и иллюзии —
Если люди зовутся людьми,
Ваши дети не будут изрублены.
И пророки у вас не лгуны.

Как однажды сказали убогие,
Распрямивши свой крохотный рост:
Ваши единороги – безрогие.
А драконы – лишь ящерный хвост.

Когда бы одна деловитость
Была бы мой недруг… боюсь,
Повысила б я домовитость,
И был бы кристальным союз.

Но я ненавижу хористов.
Они на любом этаже…
И их дирижер или пристав —
Мне топает ножкой уже.

Ну не так-то уж мы и божественны.
Есть над нами местком, профком.
Обнаружено тело женщины —
А потом столбняк столбняком.

Завтра ровно в четыре откроется
Сокровенный глаз Глухаря.
И строфа со строфой построятся —
У непышного алтаря.

Приходите, а вдруг подружатся
Мальчик с девочкой, наконец?
Может, кто еще обнаружится —
Чья-то мама или отец…

События не могут говорить.
События нас только побуждают.
И женщины – мужчин давай корить…
А лучшие – так те еще рыдают.

Замучил ты меня и запытал.
Забросил и давно не вспоминаешь…
Я создала семью и капитал,
А что ты обо мне вообще-то знаешь?

О, стервы многозначные мои.
О кумушки Шекспира и Мольера.
Ведут свои подземные бои.
Дымится безнадежная галера

От этих жалоб, жлобского нытья.
Нескладны взмахи невесомых весел.
Давно мужланам нет от вас житья.
Но всяк погиб – кто вас однажды бросил.

Вас не бросают. Ин-зе-сити-секс…
Куда пойдут невинные пастушки?
И наполняют каждый мультиплекс
Пустые ваши сухонькие тушки.