Вероника Долина - Цветной бульвар

Когда случится воскресенье,
Двадцать шестое января —
Конечно, не землетрясенье —
Но надо день прожить не зря

Тебе и мне, москвич печальный.
Тебе и мне. Кругом зима.
И есть в зиме второначальной —
Большое горе от ума.

Когда же зимних дней рожденья
Вечерний отгрохочет гром —
Зазеленеют насажденья
Из зерен, сеянных пером.

Перо такие знает перлы —
Каких гитара не таит.
Боюсь сказать, какие рифмы
Здесь извергаются в аид.

Мужские, женские, любые.
Из самых недр, почти с нуля.
И алые, и голубые,
Все, что придумала Земля.

Зимой Высоцкий, наш,
Январный,
Родиться вздумал, говорю.
А я свой голосок гитарный —
Предоставляю Глухарю.

Козленок мой…
Куда же ты девался?
Куда исчез
Почти что на три дня?
Ты не замерз?
В снегу не зазевался?
Ты не забыл
Суровую, меня?

Нашлась ли утепленная жилетка?
Обул сапожки,
Повязал кашне?
Ведь ты пока детеныш,
Малолетка.
Легко ли крошке
В нашей-то стране?

Да хоть в другой,
Какой-нибудь народной

Веселой демократии большой,
Где пес живет,
Прекрасный и свободный,
Смеясь и плача полною душой…

Не плачь, дитя.
Мы предаемся мраку ль
Иль все же одолеем
Грязь и гнусь?
Мы приспособим к делу
Твой каракуль
Для наших нужд —
Как только я вернусь…

В пещере моей снеговой —
Январскую полночь встречаю.
А ты не качай головой —
«Прощаю – прощаю – прощаю».

Да что ты мне можешь прощать
В высокую эту погоду?
Попробуй меня замещать.
Возьми себе йоду и соду.

Бери себе колкого льда
От берега каменной речки…
Надеюсь, что больше сюда
Не пустят тебя человечки.

Увидя их всех на холме,
Ты сразу поймешь – мы знакомы.
Но ты же не помнишь, что мне
Двоюродны эльфы и гномы.

Такие густые снега
В мои заметают окошки…
У речки темны берега.
Но есть между ними – берложки.

В пещере моей снеговой
Хранится кифара Орфея.
…а ты не качай головой —
Я все-таки здешняя фея.

По зимнему небу ночному,
Где климат не очень жесток,
Летит мой сынишка из дому,
Летит он на Дальний Восток.

Не так-то уж он и возвышен,
Порядком измотан в быту…
Но все-таки двигатель слышен —
Машина берет высоту.

Какие-то странные знаки
По воздуху чертит Луна…
И машет вдали Миядзаки —
Не знаю я, он иль она.

И сыну мерещится: прямо
По борту невиданный храм…
Да это же… нет… Фудзияма,
Известная прочим мирам.

Мой сын подлетает к Японии,
А мог бы на лавке лежать…
При нашем-то тут беззаконьи
Куда ты задумал бежать?

Ну, разве на остров безлюдный,
Один из Курильской гряды —
Построить дворец изумрудный
И вытащить нас из воды.

Мой сын переводит дыханье,
Москвы ему все-таки жаль —
Но мать и запишет стихами,
И вырубит в камне скрижаль.

Сынишка спускается с трапа
А с ним всепогодный сундук…
На нем треугольная шляпа
И серый походный сюртук.

Мы здоровенные,
Мы и убогие,
Мы не такие, какие нужны.
Невыносимый уют урологии —
Вот золотые запасы страны.

Здесь понемногу, мужские и женские,
Органы – все потерявшие пол.
Здесь и пореченковы,
И хабенские.
Все по-военному.
Вышел – вошел.

Слава тебе, дорогая столовая,
Где жанмарэ повстречает бинош.
Что эта жизнь, безвозмездно суровая —
Если товарища тут же найдешь?

Но донжуаны лежат, безучастные…
Но инезильи рыдают в платок.

Плохо причесаны, руки без часиков…
Весь в гематомах худой локоток.

Слава те господи, есть демократия!
Хоть в урологии, хоть на столе.
Как ни скандаль буржуазная братия —
А демократия есть на Земле!

Ответь-ка мне, друг-имярек:
Что пилим, что режем и колем?
Кто это – зелененький Шрек?
А может быть, глиняный Голем?

Какого театра теней
То будет участник туманный?
На склоне испуганных дней —
Наш темный кумир окаянный.