Михаил Антонов - Право и общество в концепции Георгия Давидовича Гурвича

Применительно к современному обществу мыслитель считал возможным констатировать ряд принципиальных тенденций, которые определяли будущее всего человечества. К одной из них относилось появление и укрепление технократии, как основной опасности для полноценного развития обществ, сопоставимой по масштабам с фашизмом или сталинизмом [854]. Книга Джеймса Бернхема о технократии вызвала столь яростную реакцию Гурвича [855], что в 1948 г. он организовал представительную международную конференцию по данному вопросу, где выступил с филиппикой против этой «технократической утопии» [856]. В технократии мыслитель видел опасность для человеческой свободы, которой грозило порабощение посредством самых совершенных достижений научно-технического прогресса, посредством сосредоточения экономической и политической власти, научного знания и мировоззренческого авторитета в руках технобюрократии.

В современном ему обществе Гурвич находил подтверждение этой опасности в юридическом закреплении неограниченного произвола собственника предприятия, во вмешательстве частного капитала в принятие политических решений, в неконтролируемом планировании производства, в разрыве между техническим прогрессом и отстающими от него социальными процессами [857]. Для иллюстрации этой опасности мыслитель использовал давно известный ему образ Антихриста – мага и волшебника, покоряющего воображение человека чудесами, – созданный великим русским философом В. С. Соловьевым. Но, как подчеркивает Гурвич, в современной действительности речь идет уже не о единичных личностях, а о целых социальных группах, подчиняющих себе человека и его мировоззрение путем демонстрации чудес научно-технического прогресса. В определенной степени эти социальные группы формируются в классы, для которых характерна общая идеология, общие интересы и наличие политической организации [858].

В то же время данные группы могут как объединяться между собой, так и конфликтовать, частично присоединяясь к другим социальным классам. Поэтому мыслитель указывает, что речь не идет о неизбежных закономерностях в плане установления диктатуры технобюрократии: вопрос политической консолидации технобюрократии остается вопросом конкретной социальной ситуации [859]. Гурвич не соглашается в этом вопросе с Бернхемом и находит в современной ему действительности другую важную тенденцию, развивающуюся паралелльно росту влияния технократов, – тенценцию к децентрализации функций публичной власти. Существование этих двух равносильных тендеций служит в современности залогом человеческой свободы – свободы выбора между «этатистским тоталитаризмом» (технократия)и «децентрализованным демократическим коллективизмом» [860]. Этот последний означал контроль производства со стороны производителей, предпринимателей и потребителей путем введения институтов самоуправления («советов») и участия этих институтов в планировании экономического развития, формирования их системы.

Если в России опыт введения «советов» в ходе революции 1917 г. потерпел неудачу из-за недостаточного индустриального развития страны, то в хрущевских реформах Гурвич был готов видеть тенденции возврата к этим институтам самоуправления, которые в эпоху Сталина были сведены к роли посредников между государством и работниками [861]. Еще более отчетливо эти тенденции проявлялись, по мнению ученого, в Югославии 1950-х годов. Развитие соответствующих процессов могло вести к формированию многоуровневой и частично строящейся на принципе выборности системы советов как органов самоуправления, при описании которой мыслитель фактически формулировал свой политический идеал. Такие органы самоуправления сочетали бы в себе следующие задачи: контроль за производством, управление, обеспечение собственно производственного процесса, защита работников, участие в экономическом планировании, осуществление экономической стратегии [862].

Очевидно, что в этом описании Гурвич скорее воспроизводит идеи и переживания своей молодости, когда в ходе Февральской революции он принимал активное участие в создании системы «советов» в России. Вместе с тем несомненно и влияние левой социалистической идеологии, что было характерно для взглядов многих послевоенных французских интеллектуалов. Эти построения мыслителя остаются как бы в воздухе, не выходя за рамки декларативных призывов к социальному равенству и партнерству. Но их направленность во многом объясняет теоретическую сторону социологической и правовой концепций Гурвича с их ориентацией на анализ тотальных социальных явлений, с одной стороны, и элементарных форм социального взаимодействия (социабельность) – с другой.