Тому типу глобального общества, полностью рационализированная правовая система которого основывается на правовом верховенстве организованного по территориальному принципу государства и на свободе договора, соответствует классический для Западной Европы XVI – конца XIX в. капиталистический режим. Лейтмотивом такого режима был принцип «один король, одно право», что демонстрировало тенденцию к устранению посредствующих звеньев между индивидами и государством и к равенству всех граждан перед законом. Только общее для всех, заранее сформулированное право, последствия применения которого могли быть заранее просчитаны и которое оставляло место для волеизъявлений индивидов («laissez faire, laissez passer»), могло удовлетворить потребности зарождающейся буржуазии и ее амбициозных замыслов в сфере торговли и промышленности. Соответствующая этому типу глобального общества правовая система нам слишком хорошо известна, что освобождает от необходимости далее исследовать ее характерные свойства.
В противоположность предыдущей (капиталистической) правовой системе, в переходной правовой системе современного общества различные виды социального права (социальное право в его чистой форме или в форме признанного государством права) вновь обретают свою значимость. Поскольку экономическая деятельность здесь концентрируется в рамках крупных предприятий и гигантских организаций, где доминирует субординирующее экономическое право, и поскольку здесь нет места равенству волеизъявления между экономически сильными и экономически слабыми сторонами, то вся предыдущая правовая система, построенная в духе Декларации прав человека и гражданина 1789 года или Гражданского кодекса Наполеона, рушится под воздействием тех же самых сил, которые ее породили. Развитие организованного капитализма (акционерных обществ, трестов, картелей и т. д. [998]), которому сопутствует появление профсоюзов и коллективных трудовых соглашений, расшатывает принципы государственного суверенитета и автономии воли, а также принцип свободы договора. Централистский коллективизм огосударствляет хозяйственную жизнь в надежде растворить государство в экономическом правопорядке. А такие организации, как ООН, МОТ, Гаагский международный суд, извне поднимают проблему сужения правотворческой компетенции государства. И никто не может сказать, как в дальнейшем будет протекать данный процесс. Социология права, так же как и любая другая социологическая дисциплина, не может делать предсказания и давать оценки. Единственное, что нам кажется бесспорным, это – наиболее вероятная тенденция развития правовой культуры к плюралистически-демократическому коллективизму, сохранению автономии правового регулирования, дифференцированного от других социальных регулятивных систем.
Генетическая социология права.Генетическая социология права должна отказаться от предрассудков эволюционизма, т. е. от веры в возможность найти исток непрерывного линейного развития юридических институтов в первобытных обществах; предрассудков, из-за которых происходит смешение проблем правовой типологии глобальных обществ с проблемой их возникновения. К числу собственно проблем генетической социологии относятся в первую очередь изучение тенденций изменений в рамках различных типов правовых систем и, во-вторых, изучение вызывающих такие тенденции факторов в правовой жизни. Эти тенденции регулярности (Tendenzregelmassigkeiten (нем.), tendances de regularité (фр.)) могут быть использованы только на макросоциологическом уровне. Они ни в коем случае не являются «законами» развития из-за высокой степени той неопределенности, которая характеризует социальную действительность и, в особенности, правовую действительность. Такие тенденции являются исключительно «шансами» (Макс Вебер), вероятностями, чья реализация сильно ограничена сферой непредсказуемого. Поэтому мы и говорим только о тенденциях-закономерностях. Следствием такого подхода является признание возможности перехода от одного социального типа к другому только в условиях дисконтинуальности; разрыв при этом может быть так непредсказуем, а социальные типы, в которые переходит данное общество, столь разнообразны, что здесь действительно допустимо вести речь лишь о вероятностях.
В архаических обществах можно констатировать тенденцию к превалированию основанных на магии братств над кланами, что знаменует собой зарождение первичных признаков государства, концентрацию политического суверенитета в руках вождя (Дави) и тенденцию к ослаблению элементов всеединства за счет элементов общины. В теократически-харизматических обществах мы можем в первую очередь наблюдать тенденцию к «обмирщению» харизматических элементов, приобретение ими характера прозаичности и обыденности (то, что Макс Вебер называл «рутинизацией харизмы»). Это проявляется в усилении принципа наследственности или выборности при передаче власти вождя и в возрастающей бюрократизации права и управления, при этом мистические элементы приобретают все более и более конвенциональный характер. Изменения в патриархальной системе развиваются в форме тенденции к построению основанных на брачном союзе и потому менее многочисленных семей и к разделу наследственного имущества между несколькими наследниками. Это приводит к противоречию между правом соответствующих семейных групп и правом кланово-политической группы с более сильно выраженным территориальным, а также и политическим элементами. Одновременно отмечается рост активных элементов в рамках кланово-политической группы, и за счет этого право такой группы обретает большую действенность и получает формальное признание. При этом право кланово-политической группы начинает доминировать над правом групп, основанных на родственных связях, в котором основную роль играет интуитивное и обычное право.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу