Михаил Антонов - Право и общество в концепции Георгия Давидовича Гурвича

Это деление права на социальное и индивидуальное не имеет никакого отношения ни к противопоставлению права объективного и субъективного, ни к традиционной классификации права на публичное и частное. И социальное, и индивидуальное право имеют объективную и субъективную сторону: в основе регулирования взаимоотношений разобщенных субъектов лежит объективный индивидуальный правопорядок; а объективный правопорядок, порождаемый соборной целостностью, немыслим вне установления субъективных социальных прав (например, прав сочленства и соучастия и т. д.) участников группы. Деление права на публичное и частное зависит от государственной воли, которая в разные эпохи захватывает неодинаковые области права, придавая им публичный характер.

На то, что частное право постоянно содержит в себе, наряду с индивидуальным правом, обильные слои права социального, указывалось в литературе неоднократно (Гирке, Салейль и др.). Меньше обращали внимание, хотя это в некоторых отношениях еще более интересно, на то, что публичное право логически может включать, и, действительно, фактически весьма часто включает, существенные элементы индивидуального правопорядка. Эта наличность внутри публичного права, и в частности, государственного права, чужеродных политической соборности, рассчитанных на разобщенные отношения субъектов норм индивидуального права есть признак антидемократизма соответственного государства. Возведение в публичное право некоторых индивидуально-правовых отношений прикрывает собой иерархическую структуру власти. Наоборот, очищение публичного права от всех примесей индивидуального права и сведение его к одному лишь социальному праву есть точное выражение юридического существа политической демократии.

Переход от патримониальной монархии к современному правовому государству постоянно изображался как вытеснение элементов частного права из государственного организма и замена их публично-правовыми отношениями, в силу которых монарх не собственник своего государства, а государственный орган. Однако здесь останавливались на полпути, упуская из виду, что публичное право как чисто формальное понятие отлично может включать в себя материальные индивидуально-правовые отношения. Конституционная монархия (особенно дуалистического типа) есть как раз простейший и очень типичный пример такой структуры публичного права. Индивидуальные правоотношения, фиксирующие отъединенность монарха от соборного целого, его взаимоотношения с другими представителями династии, его наследственное право и имущественное положение и т. д., входят здесь, в качестве составного элемента, в конституцию. Сталкиваясь, как чужеродное тело, с социальным правом, непосредственно излучаемым политическим объединением как таковым, и искусственно внедряясь в общественную организацию, индивидуальное право служит прикрытием произвола и сверхправовой власти.

Истинная формула «правового государства» есть решительное преобладание социального права над индивидуальным уже внутри публичного права. Точное юридическое определение политической демократии есть сведение публичного права к одному чистому социальному праву, порождаемому политической соборностью. Уже после того, как в организации верховных властей социальное право побеждает окончательно, в закоулках административной организации еще долго могут таиться элементы индивидуального правопорядка. Борьба за демократизацию администрации, за подчинение всех правительственных и административных актов судебному контролю сводится к полному вытеснению из государственной организации всех элементов индивидуально-правового усмотрения и к всемерному проникновению этой организации социальным правом. Точно также отказ от идеи абсолютного суверенитета и всекомпетентности политической демократии есть, по существу, отказ от индивидуально-правовой (империалистической) конструкции государственного властвования и переход к социально-правовой концепции государства, согласно которой круг ее деятельности очерчивается правопорядком, вытекающим из функционального единства политической соборности.

Социальное право есть квинтэссенция демократии. Оно юридически концентрирует и воплощает в себе идею соборного самоуправления на началах равенства и свободы, оно требует их осуществления в организации, порождаясь само еще до всякого организованного расчленения соборного целого, из самого факта данного объединения. В каждой группе и каждой социальной ячейке можно ясно отличить самое объединение как таковое от надстраиваемой над ней организации – объективную «институцию» (Ориу) от коллективного юридического лица, на нее опирающегося. Демократия есть такая структура этой организации, при которой она всецело определяется социальным правом, излучаемым объективным объединением – целостным нерасчлененным общением, лежащим в основе каждой организации. Таким образом, не только демократия неразрывно связана с суверенитетом социального права, но и, наоборот, социальное право не может найти никаких других воплощений, кроме демократии: демократия есть организованное социальное право и суверенитет социального права есть демократия. Это определение дает возможность особенно ясно продумать суть неполитических форм демократии и, в частности, демократии хозяйственной или индустриальной.