Михаил Антонов - Право и общество в концепции Георгия Давидовича Гурвича

Вместе с тем все интерпретации диалектики, имеющие преимущественно индуцирующий характер и не допускающие применения диалектики к непосредственной действительности (а рассматривающие ее как способ восхождения к истинному бытию или к Абсолюту), остаются апологетическими и подчиненными заранее выбранным принципам, несмотря на видимость их меньшей догматичности.

Так, позитивная индуцирующая диалектика Платона, которая в предшествующих «Пармениду» диалогах является всего лишь тягостным восхождением к пассивному созерцанию вечных идей, имеющему конечную цель в идее Блага, «приручена» теорией вечных идей и предположением об исключительно чувственном характере мира. Эта диалектика предполагает наличие заранее заданной иерархии этапов восхождения; в ней недвусмысленно проявляются черты учения о спасении в блажестве конечного пункта восхождения.

Негативная индуцирующая диалектика Дионисия Ареопагита и Иоанна Дамаскина придает относительный характер всем контрастам и утверждает, что реальность непостижима и недостижима в своем бесконечном богатстве. В определенном аспекте такая диалектика менее догматична, чем позитивная диалектика. На самом деле она создает видимость того, что ее задачей является только констатация пропастей в бытии, не предлагая при этом никакого спасения, синтеза или утешения. Но блажество, хоть и имеет здесь косвенный характер, не становится от этого менее значимым фактором: после опровержения иерархии этапов восхождения (иерархии ценностей или уровней действительности), данных в рассудочном познании, мистическая интуиция открывает Непостижимое как Бога. Диалектика, таким образом, становится апологией религиозной веры.

Агностическая диалектика связывает себя с мистицизмом и превращается в негативную теологию, расчищающую путь позитивной теологии. Паскаль, Фихте позднего периода, Киркегор, Карл Барт и Ингарден соглашаются между собой (с некоторыми нюансами) в утверждении фидеизма, стремящегося использовать диалектику для прославления веры, несовместимой с разумом. Впрочем, для того чтобы впасть в ошибочную концепцию заранее заданной иерархии, достаточно признать относительное как подчиненное Абсолютному и Непостижимое как высшее по отношению к восприятию и выражению…

Более современные диалектические системы (не только теологические, но и вполне мирские), начиная с систем Прудона и Маркса, имеющих свое основание в прометеевском и героическом гуманизме, и заканчивая системами экзистенциалистов и сциентистов, также оказываются подчинены и «приручены», несмотря на видимость. Все эти системы заранее знают, куда ведут своих последователей.

Так, Прудон, чьей непреходящей заслугой была демонстрация того, что в социуме, так же как и в других сферах бытия, диалектические антиномии несводимы к синтезу, не смог избежать трансформации своей «антитетичной» диалектики в поиск стабильных опор, способных вести к «универсальному примирению через универсальное противоречие». Его диалектика вела к констатации разнообразия, нередуцируемого социального плюрализма, но она выродилась в утверждение плюралистического идеала – именно к этому идеалу идет человечество (этот новый Прометей) по восходящим ступеням.

Маркс, суровый критик Прудона, вскрывший платоновский характер диалектики своего противника, настаивал на полностью релятивном, историческом, реалистическом, прагматическом назначении диалектики. Но по сравнению с Прудоном в диалектике Маркса ее апологетический характер проявился еще более отчетливо. Она превратилась в настоящую пророческую эсхатологию: диалектика вела к окончательному освобождению человека и общества от всех видов «отчуждения», к полной гармонии, в которой исчезают классовое деление, межиндивидуальные и межгрупповые конфликты, противоречие между государством и экономикой. Эта диалектика, ведущая к утопии, мешала Марксу развивать его глубокие диалектические идеи о ситуациях и констелляциях в реальной общественной жизни. Эта диалектика, помимо прочего, была призвана закумуфлировать опасный скачок от «реалистического гуманизма» в ранних работах Маркса (где диалектика представляла собой усилие динамичного социального бытия) к натурализму в работах зрелого периода (где диалектика была поставлена на службу заранее спрограммированному процессу социального развития). Все это лишило диалектику Маркса ее значения и силы, оставив ее в положении одного из способов изложения заранее сформулированных философских тезисов…