Михаил Антонов - Право и общество в концепции Георгия Давидовича Гурвича

Экзистенциалистская диалектика не заводит нас так далеко, как диалектика Маркса, к которой она, впрочем, примыкает в некоторых аспектах [965], но по отношению к которой оказывается более поверхностной из-за сведения диалектики к «сфере сознания» [966](как будто эту сферу саму по себе не нужно было бы изучить с точки зрения диалектики), даже если сознание и не отождествлялось с индивидуальной субъективностью. И если Маркс, а до него Прудон диалектизировали человека и все, что его окружало в конкретном мире, то экзистенциалисты довольствуются фразами о «труде и культуре». Экзистенциальная диалектика остается апологетической: она заранее предполагает двузначность, трепет, тошноту человеческого существования как свои лозунги и свое сущностное содержание.

Наконец, диалектика современных теоретиков точных наук призывает к «диалектизации простого», к обращению к «фактическому вместо естественного», к «дереализации концепций» и приданию им более гибкого характера. Но она не избегает апологии научного знания, принижая значение других видов знания. Далее, она возводит естественные науки в более высокий ранг по сравнению с гуманитарными науками; она отдает диалектику в кабалу рационализму, внешне безобидному из-за своей прагматической, практической, технической окраски, но от этого не менее интеллектуалистскому. В силу этих обстоятельств диалектика опять-таки лишается своей силы: она не только остается «индуктивной» и связанной с заранее принятыми философскими посылками, но и сама сфера применения такой диалектики не охватывает человеческое существование и культурную жизнь во всей их полноте. Эта модель, так же как и другие, не принимает во внимание факторы аффективности и воли, не «диалектизирует диалектику» и не отдает отчета в том, что любой опыт и любое знание являются составными частями социальной действительности, независимо от того, является ли эта действительность объектом изучения тех или иных наук.

Не приемля никакой интерпретации диалектики, даже той, которая кажется более всего близкой нашей, мы считаем необходимым свести к одному знаменателю всю нашу критику с надеждой на то, что она приведет нас к тем или иным выводам. Твердая и несгибаемая диалектика, оставаясь неприрученной, не может быть ни восходящей, ни нисходящей, ни соединять в себе оба эти качества. Она не может вести ни к спасению, ни к отчаянию, ни от первого к последнему. Она не представляет собой панацеи для примирения человечества самого с собой. Она не может быть ни спиритуалистической, ни материалистической, ни мистической. Она не может отдавать предпочтения ни одному из видов знания: ни научному, ни философскому, ни здравому смыслу. Она не может проецироваться ни в сознание, ни в бытие: ведь отношения между ними сами по себе диалектичны и должны быть диалектизированы. Сознание может рассматриваться как часть бытия, как укорененное в бытии, равно как бытие может рассматриваться как имманентное сознанию.

Дело диалектики заранее проиграно, если она в качестве отправной точки выбирает ту или иную философскую или научную позицию. Она первична по отношению ко всему вышеперечисленному, она расчищает дорогу, освобождая от возведения в догму той или иной ситуации, от легких решений, от любой сублимации, сознательной или бессознательной. «Поэтому диалектика – это путь. Впрочем, в самом слове «диалектика» присутствует идея «dia» (через. – лат.); диалектика – это скорее дорога, чем точка отправления или пункт прибытия. Возможно, применительно к диалектике нельзя говорить собственно о методе?» [967].

Но что же есть диалектика в таком случае? Движение бытия, действительности? Разумеется, но не только. Доходя до логического конца, можно было бы рискнуть заявить, что диалектика не может быть ни исключительно методом, ни исключительно движением, хотя бы по той причине, что она требует диалектизации отношений между методом и действительностью (эта последняя оказывается способной к объективации). Вся доступная нашему познанию и даже восприятию действительность уже диалектизирована за счет вторжения коллективного и индивидуального начал человеческой природы. Такая природа, независимо от того, выражается ли она с помощью определенных методов или же нет (что и имеет место в большинстве случаев), делает диалектичным все то, к чему она прикасается, в том числе и так называемую среду (природную, техническую, культурную), которая ее окружает и которая является одновременно и причиной, и результатом человеческой деятельности.