Александр Васильев - Суд присяжных - последний шанс Фемиды. Адвокат в процессе с присяжными - стратегия и тактика защиты

Кстати, продолжая обсуждение некоторых специфических приемов, использованных при составлении защитительной речи по этому делу, следует отметить, что в каждом из инкриминируемых убийств и покушений было использовано огнестрельное оружие. Причем приобретение и передача этого оружия непосредственным исполнителям также инкриминировалось лично Шорчеву. Защита это, конечно, отрицала и формально об этом следовало бы сообщить в защитительной речи. Однако, дело в том, что защита вообще отрицала какую бы то ни было причастность Шорчева к исследуемым преступлениям. Соответственно, если бы присяжные заседатели признали правоту защиты (а в первом вердикте так и произошло), то имелись бы все основания считать, что факт передачи оружия Шорчевым кому бы то ни было, они также признали бы недоказанным. Если же присяжные признали бы вину Шорчева в организации преступлений доказанной, то наверняка признали бы они доказанной и передачу оружия. В связи с этими соображениями, мной было принято решение вообще исключить «оружейную тематику» из своей защитительной речи, ограничившись лишь констатацией позиции подсудимого о непризнании вины в том числе и по этому составу. К тому же, само по себе оспаривание оружейных статей не давало защите никаких дополнительных преимуществ, а признание Шорчева виновным в обороте оружия почти автоматически следовало бы из признания присяжными его вины по более тяжким обвинениям…

Хорошо, с этим случаем разобрались, а теперь другой пример отхода от схемы построения речи в прениях по хронологии. По нескольким «скинхедским» делам подзащитным инкриминировались нападения на потерпевших, совершенные по мотиву национальной вражды и ненависти. Естественно, вроде логично было бы разбирать этот мотив в каждом конкретном эпизоде преступлений. Однако это привело бы к необоснованному загромождению защитительной речи многочисленными повторениями аргументов и доказательств. Поэтому я счел правильным вынести анализ мотивов совершения всех преступления в конец защитительной речи, проанализировав всю совокупность доказательств, относящихся к этому вопросу вне зависимости от тех конкретных преступлений, которые были совершены с указанным мотивом. В большинстве случаев этот прием также давал замечательные результаты. Дело в том, что само по себе наличие у подсудимых националистических убеждений в устах прокурора уже служило доказательством их причастности к инкриминируемым нападениям по логике: «Раз националист — значит ненавидит гастарбайтеров, раз ненавидит гастарбайтеров — значит непременно ходит их убивать». Такая примитивная манипуляция обвинения послужила еще одной причиной по которой на этом «националистическом» мотиве пришлось сосредоточить один из основных контрударов защиты.

Или вот Вам еще один пример изменения хронологии при подаче материала в судебных прениях. В данном случае, правда, дело было одноэпизодным, но даже одно единственное преступление все равно, как правило, имеет временной промежуток в течении которого оно совершается. И эту хронологию также имеет смысл выдерживать при произнесении защитительной речи…

Так вот, исключением из этого правила стало уголовного дело, в котором подсудимый также обвинялся в покушении на убийство по мотиву национальной вражды и ненависти. Факт преступления и участие в нем подсудимого были подтверждены рядом убедительных доказательств и оспаривать причастность подсудимого к преступлению не было никакого смысла. Соответственно стратегия защиты по делу была направлена на получение снисхождения присяжных заседателей, для чего было необходимо убедить коллегию в том, что подсудимый раскаялся в содеянном, искренне сожалеет о произошедшем и впредь подобного не повторит, т.е. станет законопослушным членом общества. Причем доказательства этим постулатам в деле имелись, и они были изучены. К их числу относилась и явка с повинной, и признательные показания, данные практически сразу после задержания и в дальнейшем не менявшиеся, и факт признания подсудимым своей вины в суде, и факт принесения потерпевшему извинений и готовность возместить причиненный ущерб. По совокупности этих обстоятельств, сторона защиты упомянула само преступление лишь поверхностно и только для того, чтобы подвести защитительную речь к вопросу обсуждения личности подсудимого (естественно в тех объемах, в которых это возможно делать в присутствии присяжных заседателей). Так что «за бортом» защитительной речи, в этот раз, остались все доказательства совершения преступления подсудимым и, в том числе, сама хронология развития событий на месте преступления.