Возвращаясь к вопросу о юрисдикциях, Луазель отмечает, что Парижский парламент, конечно, может судить дела, связанные с университетом, но только если речь идет о светском имуществе, переданном благотворителями. В регистрах парламента нет постановления, в котором говорилось бы о светском характере университета. Напротив, при утверждении новой редакции Парижской кутюмы [282] Это произошло в 1580 году. Под эгидой К. де Ту над новым изданием кутюмы работали лучшие юристы, в том числе, кстати, и Этьен Паскье. Для утверждения областных кутюм созывалось подобие местной ассамблеи штатов — представителей сословий и чинов.
президент Кристоф де Ту выделил университету место среди клириков, между епископом и аббатами.
Воистину, те, кто ради бенефиция с двумя сотнями ливров дохода идет против власти Святого престола, причиняют своей alma mater величайший ущерб, желая сорвать с нее драгоценное платье клерикатуры, чтобы переодеть в мирскую одежду и, поместив ее под светское ярмо, лишить ее достоинства, свобод и вольностей, которые были ею завоеваны и хранимы на протяжении многих веков [283] Loisel A. De l’Université de Paris… Fol. 36.
, — так завершает свою речь Антуан Луазель.
Во время военных действий сторона, находящаяся в невыгодных условиях, может уравновесить свои шансы, внезапно применив оружие нового поколения. Таким оружием стал новый метод исторической критики, осваиваемый эрудитами. С помощью Этьена Паскье Луазель разрушал базовые конструкции «каролингского» или королевского мифа университетской истории, служившего базой для аргументов Сервена. Вдумчивое чтение хроник, памятников университетской поэзии и уставов позволило Луазелю предложить свою версию университетской истории. В этой версии были свои противоречия, и Луазель это прекрасно понимал, ведь иногда университет конфликтовал со Святым престолом, как сам, так и в союзе с королем противостоя папе. Луазель не фальсифицирует факты, он просто предпочитает умалчивать о неудобном. Его положение было сложным — приходилось отстаивать папские прерогативы перед парламентом, чьи галликанские симпатии были ярко выражены, к тому же и сам Луазель, и его друг Паскье являлись рьяными защитниками галликанских вольностей от посягательств Рима. Луазель исподволь демонстрирует приверженность этой позиции. Споря с тем, что своим возникновением университет обязан «шотландским» ученым, прибывшим в Париж при Карле Великом, адвокат приводит любопытное сравнение:
Говорить, что шотландцы или ирландцы принесли знание во Францию, все равно как если бы через 500 лет сказали, что иезуиты принесли образованность в Париж из Италии или Испании [284] Ibid. Fol. 4v.
.
Намек на Общество Иисуса сразу же отсылал к процессу, который университет возбудил против иезуитов в 1564 году. На этом процессе адвокатом университета выступал молодой в ту пору Этьен Паскье. Вспомним, что Луазель отнес борьбу с иезуитами к числу университетских подвигов. Среди этих подвигов — сопротивление Болонскому конкордату 1516 года и отстаивание Прагматической санкции, то есть борьба за ограничение папских прерогатив. Странная позиция для адвоката, эти прерогативы защищавшего! Но надо помнить, что парламентские судьи совсем недавно, в 1580 году, поддержали попытку университета добиться от короля отмены конкордата [285] Ferret P. La faculté de théologie de Paris et ses docteurs les plus célèbres. Époque moderne. Paris, 1900. Т. 1. Р. 317.
.
Через пятнадцать лет в «Диалоге адвокатов» Луазель устами Паскье предложит адвокатам считать своим родоначальником Пьера де Кюиньера. Молодежь удивилась: ведь в соборе Нотр-Дам этот адвокат XIV века представлен скульптурой смешного человечка, о чей нос женщины и дети тушили свои свечки: «Поистине, вы оказываете нам великую честь, желая начать разговор об адвокатах курии с такого молодца!» [286] «par un tel galand» ( Loisel A. Pasquier ou Dialogue des avocats… P. 22).
Однако Паскье объяснил, что такова была месть церкви смелому адвокату, оберегавшему права короля от папских посягательств. Именно этот де Кюиньер помянут Луазелем в связи с подвигами университета. Это не случайные оговорки, опытный адвокат недвусмысленно намекал на наличие общих ценностей с судьями парламента и, шире, с галликански настроенной публикой.
«Реплика» Луи Сервена
Тридцатилетний адвокат Сервен, в отличие от пятидесятилетнего Луазеля, не обладал ни большим опытом выступлений в залах парламента, ни опытом занятий историей. Однако в «Реплике» Сервен концентрирует внимание не только на процедурных ошибках Пьера Тенрие, как обещал в конце своей первой речи. Приняв вызов, он тоже обращается к истории, углубляя свои экскурсы и стараясь чаще, чем прежде, приводить доказательства своих положений.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу