Анатолий Королев - Влюбленный бес. История первого русского плагиата

Это была шутка, клянусь вам! Это была шутка!

Этим нечего шутить, восклицает в отчаянии человек.

Эпиграфом к этому восклицанию Германна, можно поставить и рефрен влюбленного беса Варфоломея: человек, ты не со своим светом связался.

В уме Пушкине гармония и дисгармония сошлись в поединок.

В «Пиковой даме» дух поэта черен, как петербургская ночь.

В истории «Влюбленного беса» душа поэта еще бродит в сумерках петербургских белых ночей, и он еще способен шутить, пусть эта шутка звучит сквозь зубы.

Почему старуха вдова у Пушкина в истории «Влюбленного беса» настойчиво подается как отрицательный персонаж?

Первый раз, в самом начале – устами автора:

«С другими старухами она, не знаю почему, водилась вовсе неохотно; зато уж и старухи ее не сильно жаловали; они толковали, будто с мужем жила она под конец дурно, утешать ее ходил подозрительный приятель; муж умер скоропостижно – и бог знает, чего не придумает злоречие».

Затем о старухе говорит Варфоломей:

«Да! Да! Я забыл о твоей Васильевской ведьме».

И, наконец, в конце в сцене пожара, мелькает еще одна характеристика:

«Сбежалась толпа зрителей, и в числе их благочинный церкви Андрея Первозванного, который шел с дарами посетить умиравшую. Он не был в особенных ладах с покойницей и считал ее за дурную женщину…»

Короче, чаша весов явно склоняется к тому, что мать ангела Веры была ведьмой.

Если это так, – тогда многое принимает весьма неожиданный поворот, несомненно, просчитанный Пушкиным, но никак не акцентированный Титовым, который этого расчета либо просто не увидел, а скорее не сумел воплотить.

Повторив в «Пиковой даме» позже некоторые мотивы из похищенной Титовым повести, Пушкин в образе Пиковой дамы подчеркнул ее двойную природу. Как и положено карте у дамы две головы, которые смотрят в разные стороны и две природы, физическая и мистическая. С одной стороны, она знатная старуха, бабушка Томского, воспитательница бедной Лизы графиня Анна Федотовна, с другой – пиковая дама в колоде карт, знак тайной недоброжелательности, ожившая покойница, хранительница секрета Сен-Жермена.

Логично предположить, что этот же принцип был использован Пушкиным и в ранней повести «Влюбленный бес», которая была прологом к истории Германна.

Поставив законный вопрос: а какова же двойная природа Васильевской ведьмы, мы легко находим ответ в пушкинском же рассказе: и старуха, и молодая соблазнительница Павла, графиня Настасья – это одна и та же дьяволица.

А вот еще один аргумент в пользу этой версии.

В повести болезнь старухи четко синхронизирована с визитами Павла к обворожительной графине. Старая дьяволица тает, от непосильных уже, дьявольских превращений в красотку. Вот почему она вдруг слегла, как только Павел увлекся новым предметом страсти.

После каждой встречи Павла с красавицей болезнь старухи усиливается, и, наконец, последнее ночное любовное свидание Павла с графиней окончательно подводит черту под силами старой чертовки, настал последний день ее жизни.

В пересказе Титова читаем:

«Но в этот день, – заметьте, это было на другой день рокового свидания Павла с прелестной графиней, – опасность слишком ясно поразила вещее сердце дочери».

Это явно пушкинское «заметьте» (которое вставлено Титовым без осмысления) дорого стоит.

Павел стал жертвой сатанинского обольщения, та которую он любил, каковую принимал за красавицу и которой так пылко добивался, была на самом деле страшной каргой, матерью ангела Веры, Васильевской ведьмой.

Отсюда сразу понятно, почему она поселилась в таком глухом уединении. Да чтобы не слышать церковного перезвона! У Пушкина прямо сказано: не было поблизости ни одной церкви, кроме как на углу 6-й линии, где стоял храм Андрея Первозванного.

Раз вдова-ведьма в двух лицах, понятно, почему после смерти старухи, исчезла и прелестная графиня.

Раз вдова – ведьма, понятно, почему и после смерти, мертвая карга может поднять иссохшую руку и из гроба погрозить дочери: слушайся Варфоломея.

Она сводничала Варфоломею в браке с дочерью, как тот сводничал Павлу в истории с прелестной чертовкой.

Понятна, наконец, и та страшная гибель домика, где в огне адского пламени сгорает стол с телом ведьмы-покойницы. А на попытку священника спасти хотя бы тело – цитирую, – «чтобы доставить покойнице хоть погребение христианское», на грудь храброго капрала прыгает с потолка «образина сатанинская».