Александр Васильев - Игры в слова. Манипулятивные операции в текстах СМИ

В то же время чрезвычайно широкому тиражированию метафоры тюрьма народов , несомненно, способствовало преподавание в советских вузах одной из т. н. общественных наук, которая сначала именовалась «История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков)» («История ВКП(б)»), а затем – «История Коммунистической партии Советского Союза» («История КПСС»). Обязательность прочного усвоения этой во многих отношениях интересной учебной дисциплины подразумевала, между прочим, и непременное знакомство (в том числе в форме тщательного конспектирования) с трудами основоположников марксизма-ленинизма, компартийными документами и, естественно, с текстами соответствующих учебников. Обратимся к исходным позициям хотя бы двух из них.

«Царская Россия была тюрьмой народов . Многочисленные нерусские народности царской России были совершенно бесправны, беспрестанно подвергались всяческим унижениям и оскорблениям. Царское правительство приучало русское население смотреть на коренные [!] народности национальных областей как на низшую расу, называло их официально “инородцами”, воспитывало презрение и ненависть к ним. Царское правительство сознательно разжигало национальную рознь, натравливало один народ на другой, организовывало еврейские погромы, татаро-армянскую резню в Закавказье. В национальных областях все или почти все государственные должности занимали русские чиновники. …Царизм выступал в качестве палача и мучителя нерусских народов» [История ВКП(б) 1953: 6].

«Царская Россия была тюрьмой народов . Нерусские народы, составлявшие 57 процентов населения, были совершенно бесправны, подвергались хищнической эксплуатации, терпели унижения и оскорбления. Царские чиновники творили над ними суд и расправу. Национальная культура нерусских народов подверглась гонению… …Правительство официально называло нерусские народы “инородцами”, старалось привить русским презрение к ним. Царские власти натравливали одну нацию на другую, организовывали еврейские погромы, резню между армянами и азербайджанцами» [История КПСС 1970: 12].

Как видим, сколько-нибудь принципиальные текстуальные различия обнаружить трудно. На протяжении нескольких десятилетий в сознание советского студенчества – будущей интеллигенции – внедрялась (вбивалась) сугубо отрицательная оценка роли русских в истории дореволюционной (т. е. до октября 1917 г.) России как народе – тюремщике других ее народов.

Кстати, подобный подход широко практиковался в вузовском преподавании и лингвистических дисциплин. Ср.: «Историко-филологическое отделение Академии наук выдвигало И. А. Бодуэна де Куртенэ в действительные члены Академии, но его кандидатура была отклонена по политическим соображениям как слишком большого радикала для тех времен. Радикализм этот заключался в том, что Бодуэн… выступил в защиту малых национальностей, угнетавшихся царским правительством. В 1913 г. он издал написанную еще в 1905 г. брошюру “Национальный и территориальный признак в автономии”, в которой обвинял царское правительство в закабалении и угнетении малых народностей(“инородцев”) в России» [Березин 1976: 174].

По мере творческих сил старались не дать забыть о такой трактовке роли русских в отечественной истории и мастера художественного слова. Уже в 1987 г. популярный тогда советский писатель призывал (причем не ссылаясь на первоисточник, в те времена хрестоматийно известный): «Не надо равнять Россию, бывшую “ тюрьмой народов ”, с братством нашего социалистического Союза республик, которым наш великий русский народ дал свободу и будущее!» [Семёнов 1991: 515] (вероятно, упоминание о «тюрьме» здесь предопределено некоторыми обстоятельствами личной биографии автора, а суждение насчет русского народа приведено для некоего баланса-реверанса. Впрочем, цитируемое произведение написано очевидно на том этапе перестройки (1987), когда уже модно было проклинать Сталина, но при этом еще следовало публично сокрушаться об утрате чистоты ленинского наследия).

Закономерна популяризация выражения “ тюрьма [нерусских] народов ” как идеологической доминанты разноплеменными большевиками-ленинцами: ведь такая оценка одновременно подчеркивала их статус как самыхугнетенных, униженных и оскорбленных – и по-своему логично обосновывала их особые, приоритетные права на главенство не только в революционном движении, но и в послереволюционное время – например, при распределении руководящих партийных, правительственных и прочих командных постов. Это позволяет лучше осмыслить векторы политических деклараций и следовавших за ними организационно-практических мероприятий. Так, в 1921 г. X съезд РКП(б) «направил главный свой удар против великодержавности как главной опасности, т. е. против остатков и пережитков такого отношения к национальностям, какое проявляли к нерусским народам великорусские шовинисты при царизме» [История ВКП(б) 1953: 246]. – «Что же понималось под “великодержавным шовинизмом” и что означала борьба с ним? Бухарин разъяснял: “…мы в качестве бывшей великодержавной нации должны… поставить себя в неравное положение в смысле еще больших уступок национальным течениям». Он требовал поставить русских “в положение более низкое по сравнению с другими”…» [Шафаревич 1990: 20] [27] Не случайной в 1930–31 гг. следует считать и, казалось бы, не самую главную, но очевидно привычную для современников деталь так называемой «общественной жизни» советского учреждения, когда перечисляются стандартно-обязательные «ячейки добровольных обществ, имевшие своей целью споспешествовать развитию авиации, химических знаний, автомобилизма, конного спорта, дорожного дела, а также скорейшему уничтожению великодержавного шовинизма » [Ильф, Петров 1957: 501]. . В отличие от некоторых других масштабных замыслов большевиков (вроде мировой революции и проч.), этот был успешно реализован; причем, судя по некоторым симптомам, утрата коммунистической идеологией статуса официально доминирующей в России вовсе не означает прекращения дерусификации страны.