Позднейший комментатор справедливо замечает, что А. де Кюстин говорил не о межнациональных отношениях, не об угнетении метрополией нерусских народов, но о равно незавидном положении всехнародов, находящихся под властью императора, «об отсутствии в России гражданского общества (и просто независимого общественного мнения), способного противостоять воле монарха, который по своей необъятной власти почти равен азиатскому владыке… Позже это выражение переосмыслил В. И. Ленин, который сделал упор на угнетении нерусских народов в России. Например: «Запрещение чествования Шевченко было такой превосходной… мерой с точки зрения агитации против правительства, что лучшей агитации и представить себе нельзя… После этой меры миллионы… “обывателей” стали превращаться в сознательных граждан и убеждаться в правильности того изречения, что Россия есть “ тюрьма народов ”» (статья «К вопросу о национальной политике» цит. по [Серов Словарь]).
Действительно, В. И. Ленин немало поспособствовал тому, чтобы «окрылить» инвективную (у него – именно по отношению к русским) метафору: «Нам, представителям великодержавной нации крайнего востока Европы и доброй доли Азии, неприлично было бы забывать о громадном значении национального вопроса; – особенно в такой стране, которую справедливоназывают “ тюрьмой народов ”» [Ленин 1976: 145] (кстати, цитируемый автор повод для «национальной гордости» находит прежде всего в том, что «великорусская нация тожесоздала революционный класс» [Ленин 1976: 146]). Отношение вождя мирового пролетариата к русским совершенно недвусмысленно в контексте этой хрестоматийно-знаменитой статьи: «А экономическое процветание и быстрое развитие Великороссии требует освобождения страны от насилия великороссов над другими народами» [Ленин 1976: 147]. – «…Необходимо длительное воспитание масс в смысле самого решительного, последовательного, смелого революционного отстаивания полного равноправия и права самоопределения всех угнетенных великороссами наций» [Ленин 1976: 148]. Ср.: «Среди угнетенных народов Россиивспыхнуло освободительное национальное движение… Например, мусульмане, составляющие десятки миллионов населения России, с изумительной быстротой организовали тогда – это была вообще эпоха колоссального роста различных организаций – мусульманский союз… Евреидоставляли особенно высокий процент (по сравнению с общей численностью еврейского населения) вождей революционного движения. И теперьевреи имеют, кстати сказать, ту заслугу, что они дают относительно высокий процент представителей интернационалистского течения по сравнению с другими народами» [Ленин 1976: 174–175]. Таким образом, всем– без исключения – великороссам, т. е. русским, отведена роль тюремщиков («угнетателей»), остальные же являются заключенными («угнетенными»). Неудивительно, что зачастую само авторство крылатой метафоры ошибочно приписывается В. И. Ленину, а также и то, что она якобы характеризует «царскую Россию с ее политикой угнетения нерусскихнародностей» [Ашукин, Ашукина 1986: 643].
Следует сказать, что среди радикальных (а может быть, и не только радикальных?) российских революционеров не одни лишь большевики-ленинцы охотно тиражировали пропагандистский штамп «Россия – тюрьма [нерусских] народов » (иногда – с некоторыми вариациями в словесном оформлении). Когда-то временные союзники большевиков, а затем их противники, социалисты-революционеры (эсеры) тоже не упускали случая использовать эту, с их точки зрения, неубиенную карту (точнее, может быть, идеологическую дубину, оглушившую очень многих). Так, один из бывших основателей, предводителей и идеологов эсеров В. М. Чернов даже спустя многие годы после революции, находясь в эмиграции, в мемуарах продолжал утверждать: «Россия была при старом режиме “ темницею народов ”, и революция разбудила ее узников – т. н. “негосударственные национальности”» [Чернов 1991: 353]. Впрочем, такая позиция тоже неудивительна, если принять во внимание высокоинтернациональный состав этой партии, особенно – ее верхушки (см. [Чернов 1991: 337–339, 340, 343 и др. ]), к которой долгое время принадлежал и Е. Ф. Азеф.
Стоит заметить, что книга «Россия в 1839 году» издавалась на русском языке – в Москве – по крайней мере трижды: в 1930, а также в 1990 и 1996 гг.: очевидно, творцы идеологических стереотипов в каждый из указанных периодов были уверены в сугубой целесообразности широкой публикации этого сочинения как аргументированного оправдания своего отношения к России и русским, а следовательно – и теоретического обоснования соответствующей политики, в том числе – кадровой.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу