Знание - сила, 2007 № 07 (961)

«Мир становится птицей в небеса возносясь как Иисус» 2

Гийом Аполлинер

[ 2Знаки препинания не ставятся намеренно: Аполлинер считал их излишними.]

Каждому, кто соприкасался с историей культуры, хорошо известно, что человек с древнейших времен стремился к полету. Отраженные в мифах, легендах, поверьях мечты о полете красной нитью проходят сквозь всю историю человечества, причем в разные эпохи они приобретали разные формы и вписывались в разные сюжеты. Даже в социальной утопии Томмазо Кампанеллы можно прочитать о том, что жители города Солнца «овладели искусством полета».

Появление аэропланов преобразило отношение человека к полету в более широком смысле — множество разнообразных сюжетов и идей стали мыслиться достижимыми через полет на аэроплане. Уже существовавшие в разных культурах возможности обретали в аэроплане новый возможный канал превращения в реальность. Аэроплан мыслился как объект, через который самые разные возможности могут осуществиться.

Такую стадию мифа можно назвать «возможностной». На этой стадии мифы воздействовали на людей именно тем, что мыслились возможными.

Пресса писала, что Европа переживает Новый Ренессанс. Все сословия общества, включая элиту, устремились на авиационные шоу, а многие, впервые увидевшие летящий аэроплан, не справлялись со своими чувствами и вели себя, как безумные. Появились многочисленные свидетельства того, что при виде летящего аэроплана человек переживает нечто вроде второго рождения, что, по всей видимости, наиболее точно передавало ощущения неожиданного попадания в мир новых безграничных возможностей. Возможное же способно вызывать в человеке гораздо более сильные чувства и реакции, чем свершившееся.

Истребитель И-16 1939 год

Красочные идеальные миры, которые виделись в то время людям в будущем «аэроэпохи», были ярче, чем реальные перемены, принесенные авиацией позже. Ужасные картины войн и конца света, несомые полчищами летунов, тоже были неизмеримо чудовищнее тех, которые на самом деле открыла миру авиация.

Но вот что особенно интересно. «Возможное было бы полностью осуществимо, — пишет М. Эпштейн, — только в случае некоего раздвоения, когда оно и стало бы частью реальности, и осталось бы в форме возможного, т.е. возымело бы двойную силу; если бы, например, ребенок мог одновременно испытать и удовольствие от сосания конфеты, и восторг от ее ожидания и предвкушения. Но такого удвоения онтологического статуса возможного нам не дано».

В случае с культурными мифами, возникавшими вокруг аэроплана, происходит именно удвоение онтологического (то есть бытийного) статуса возможного.

В начале XX века в представлении большинства людей понятие полета объединяло полеты и в физическом, и в идеальных мирах. И вдруг полет на тяжелой управляемой машине, мыслимый обычными людьми как нечто невозможное, стал реальностью. Однако, став реальностью, аэроплан не только не уничтожил нажитые в человеческой культуре разнообразные представления о полете как возможные (например, тот же полет в Божественный мир), но, напротив, перевел их в крайнюю форму возможного, максимально приближенную к реальному, а значит — оказывающую максимальное воздействие на человека.

Разумеется, на стадии «возможного» мифы, — то есть, возможности, которые не имеют под собой никакого основания превратиться в реальность, — неотличимы от других возможностей, которые могут осуществиться, но не обязательно будут осуществлены.

Во многих текстах начала прошлого века, рассказывающих о перспективах авиации, картины вполне реального будущего авиации стоят в одном ряду с мифами. Однако мифы среди них становятся различимы лишь при ретроспективном, оценочном взгляде.

В таком эклектическом, с сегодняшней точки зрения, стиле писал об авиации и ведущий поэт и писатель Италии того времени Габриеле Д'Аннунцио. Так, в известном интервью, которое поэт дал 30 апреля 1910 года французской газете «Ле Матен», он говорил о том, что осуществившиеся в аэроплане мечты о полете отразились еще в образах римских богов, что в будущем аэроэпохи возникнет идеальное общество, подобное Раю. И тут же дал трезвую (с сегодняшней точки зрения) оценку тому, какие основательные перемены и для гражданской жизни, и для войн несет авиация.