Дэвид Берлински - Искушение астрологией, или предсказание как искусство

Доктор Рёслин, напротив, всей душой предан астрологии. Как и Феселий, он отрицает гелиоцентризм Коперника, ведомый, вероятно, смутной догадкой о том, что, окажись Земля не в центре Солнечной системы, астрология стала бы невозможной. Это яркий пример рождения научной истины совершенно не там, где следовало бы. Кеплер отвечает Рёслину в диалоге Antwort auf Röslini Discurs («Ответ на рассуждения Рёслина») [149]. Здесь чувствуется оттенок сдержанного скептицизма. «То, что небеса производят над людьми некоторое действие, — пишет он, — всем вполне очевидно». А далее — глубочайшее замечание: «Но в чем конкретно проявляется это действие — остается загадкой».

Кеплера-скептика тотчас сменяет Кеплер, сдержанный в оценках. В памфлете Tertius Interveniens (название можно вольно перевести как «Человек в середине») он обращается к некоторым богословам, врачам и философам, особенно к доктору Феселию, с предупреждением о том, что, безудержно осуждая суеверия астрологов, «они могут выплеснуть младенца вместе с водой». С той поры астрологи и утешаются этими его словами.

Кеплер начинает свою защиту астрологии с того, что отвергает множество доктрин астрологов прошлого. Первым под удар попадает зодиак, затем эклиптика с ее системой домов. Кеплер не дает точных определений, но высказывает следующее предположение: если теория Коперника верна, зодиак, а также и дома должны быть отвергнуты как артефакты.

Но, достигнув этой вершины скептицизма, Кеплер дальше не идет, а возвращается и снова усаживается в теплую ванну веры. Гороскоп человека — не банальный документ, настаивает он, а асцендент — не какая-нибудь безделица. Он обладает особой силой, создающей характер человека, ею же наделены геометрические отношения между планетами на момент его рождения. Они сообщаются человеку с помощью «лучей, на землю падающих». Положения небесных тел относительно друг друга оставляют «след в формировании облика человека и стиля его поведения». Они влияют на «дела человека (и) манеры и жесты». Характерные отпечатки небесной геометрии, в свою очередь, передаются другим людям. Великое разнообразие человеческих типов отражает «прекрасное и точное или пространное и бестолковое соположение (различных небесных тел), и… красок и движений планет».

Иоганн Кеплер никогда не чувствовал себя в Праге как дома. Было что-то такое в задумчивой аристократической красоте этого города, что не соответствовало его темпераменту. Его жена, Барбара Мюллер, дважды ставшая вдовой до того, как вышла замуж за Кеплера, томилась в чешской столице еще больше, чем он. Она все время была недовольна. Ей не нравились погода, смена времен года, язык и еда. Тем не менее Прага стала для них убежищем. И Кеплер воображал, что заключит перемирие с темными улицами города и снег будет сыпаться на колокольни, словно мука через сито, или бесшумно опускаться во Влтаву, а ночной сторож в капюшоне — помахивать фонарем в арке и выкрикивать по-чешски: «Который час?» Здесь Кеплера ждала работа. В конце концов, он был императорским математиком.

Но вскоре на него обрушились несчастья. В Центральной Европе разгорался костер Тридцатилетней войны [38] Война в Европе 1618–1648 годов. . Каждая воюющая сторона намеревалась выпустить свои коготки в глупой надежде, что другие их испугаются. В Прагу вошли солдаты. Их огромные громыхающие ботинки оставляли грязь в изысканных средневековых двориках. Город стал не только местом встреч для дипломатов и опытных жуликов, но и пристанищем вредоносных микробов, переносимых по Европе солдатами. Жена Кеплера тяжело заболела и тихо кашляла по ночам. Его покровитель Рудольф II был вынужден отречься от престола в пользу своего сводного брата. Целыми днями бывший император сидел в своих покоях, отказываясь принимать гостей и дипломатов. Он был правителем неавторитетным, но и не злобным. Теперь его отстранили от власти.

Жить и дальше в Праге Кеплер уже не мог. Вечерним ужинам и ночам, которые он проводил, дрожа, в своих неотапливаемых комнатах, богемскому пиву и роскошным пирам, от которых его нежный желудок завязывался в узел, долгим прогулкам в одиночестве по холодному лесу — всему пришел конец.

С трудом Кеплеру удалось найти работу математика в Линце. Перспектива вернуться в родную страну его радовала. Он хотел переехать туда хотя бы ради жены. Напуганная, больная, она мечтала о милых, таких родных звуках немецкого языка и привычном укладе жизни. Барбара Мюллер умерла в июле 1611 года от сыпного тифа. В душе Кеплера поселился мрак.