Знание-сила, 1999 № 05-06

Книжка вышла благополучно. Я был тогда совсем молодой человек, молодой кандидат наук, у нас с ним сложились очень хорошие отношения, и я пел от радости. Он сказал, что завидует мне, что он хочет заняться всерьез популяризацией науки и написать несколько популярных книжек.

Вопрос: А вам нравится сахаровское предисловие?

Карцев: Очень. И прежде всего тем, что он наметил там практическую программу исследований [в двухстраничное предисловие Сахаров включил перечень из шести нерешенных проблем физики магнетизма]. Вот программа, работайте в этих направлениях. И я считаю большой честью, что в моей книге прозвучала такая исследовательская программа. Он меня очень лихо поддел с Лениным. Пытаясь оправдать кажущуюся необъяснимость магнитных явлений, я упомянул в книге известный ленинский тезис о «неисчерпаемости» электрона. И тут я просто физически ошибся, было просто физическое непонимание, и он меня поправил как физик. [Сахаров в предисловии пишет, что в свойствах магнитных материалов «нет принципиальных неясностей, и быть может, зря автор напоминает о неисчерпаемости свойств электрона»].

За все время у нас было три – четыре встречи, и во время одной из них он мне показал – из своих рук – как раз эту свою политическую работу 1968 года.

А на своей книге я написал: «Дорогому Андрею Дмитриевичу с пожеланием осуществления всех его начинаний», имея в виду несколько вещей, в том числе его новые политические изыскания и его желание заняться популяризацией науки. Я думал, что эти размышления он писал для себя. Не знал, что это пойдет так широко.

Вопрос: А каким вы его запомнили? Карцев: Он был энергичным, с улыбкой, очень лучистой, приятной. Похож на свои молодые фотюрафии. Высокий, чуть сутулился, картавил, какие-то «музыкальные», длинные пальцы. Мне показалось, что он мог играть на фортепьяно, рояль был в доме.

Я был в его доме недалеко от Курчатовского института, были его дети, по-моему, еще была его жена – прежняя семья. Дом производил такое солнечное, светлое впечатление, очень светлое, приподнятое настроение, оптимистическое. Я не заметил никакой тени какой-то печали, разочарования, он выглядел совершенно счастливым человеком.

У Владимира Петровича Карцева сохранилось и вещественное доказательство этого визита – дарственная надпись на экземпляре английского перевода популярной статьи «Симметрия Вселенной»: «В. Карцеву в знак уважения и дружбы от автора. 30/IV 68. А.Сахаров».

Самое интересное здесь – дата. За несколько дней до того Сахаров закончил свои «Размышления»: «В последнюю пятницу апреля [26.4.68J я прилетел [с «Объекта»] в Москву на майские праздники, уже имея в портфеле перепечатанную рукопись».

Опять что-то не сходится? Человек на пороге такого серьезного политического шага с пристрастием говорит и пишет о популяризации физики, с явным удовольствием дарит оттиск своей популярной статьи о космологии, перечисляет нерешенные проблемы физики магнетизма?

Нет, тут-то как раз все сходится. Просто Андрей Сахаров, какие бы термоядерные штуки он ни придумывал и какие бы смелые политические идеи ни выдвигал, был прежде всего физиком-теоретиком. По выражению близко его знавшего коллеги, академика В.J1. Гинзбурга, «он был сделан из материала, из которого делаются великие физики».

Сохранился рукописный листок Сахарова 1966 года, озаглавленный «Программа на 16 лет». В перечне занятий перечислено шестнадцать задач из теоретической физики, начиная с солидной темы «Фотон + Гравитация» и кончая таинственным «Мегабиттрон». Почему шестнадцать? Похоже, потому что программа составлялась шестнадцатого числа – такое было в его манере. И похоже, что, поставив себе цель набрать шестнадцать задач, он задумался над п. 14, поставил вопросительный знак и, вспомнив, как трудно поддается планированию, дописал: «14) «?» Именно это я и буду, наверно, делать».

Он оказался прав – «именно этим» он и занялся спустя год, придумав объяснение, почему во Вселенной частиц гораздо больше, чем античастиц, или, на языке физики, предложив путь к объяснению барионной асимметрии Вселенной. То была самая успешная из его чисто физических идей. Впрочем, по красоте и неожиданности с ней может конкурировать выдвинутый им в том же 1967 году совершенно новый подход к гравитации. В старом всемирном тяготении он увидел проявление ультрамикроскопических свойств квантового вакуума – упругость самого пространства-времени.