Луиджи Зойя - Созидание души

Эти размышления были обращены как к отдельному индивиду, так и к обществу. Общая модель изучения, которую они подразумевают, – это все та же психодинамическая модель. И сама по себе история – это не простой перечень произошедших и не подлежащих изменению событий, а поиск ( istória ), трудное и всегда неполное конструирование их смысла.

Шкала, по которой измеряется история, однако, отсутствует в настоящем и только должна появиться после; так же как и оценка роста, в отличие от выздоровления, возможна в будущем, но не в прошлом.

Для того, кто хочет расти, прошлое существует настолько, насколько оно преодолимо.

Не только инстинкт направляет людей в росте. Животное приходит в мир почти самодостаточным, оно должно только подождать, пока не проявятся уже заложенные в нем инстинкты. Но для нас, людей, расти – это много больше, чем крепнуть физически и позволять функционировать своим инстинктивным потребностям: это означает узнавать, понимать, знать. Именно переплетение физического роста – оставшегося почти неизменным с тех времен, когда появился homo sapiens, – с психологическим ростом усложняет этот процесс и путает его формы от поколения к поколению. Поэтому по поводу первого можно иметь научное, а по поводу второго – только личное суждение.

Однако будет неточным сказать, что из-за этой сложности человек полностью отдалился от инстинкта. В основном он перенес модель функционирования инстинкта в эту новую форму роста, то есть в знание: он трансформировал случайное любопытство в постоянную форму импульса. Знание стало постоянным предметом желания, которому сопротивляются только в исключительных случаях и которому рано или поздно уступают, подобно эротическому желанию или, лучше сказать, еще более ранней потребности в пище. Исключительная популярность образа Одиссея состоит именно в этом. Но если речь идет о переносе инстинкта, это также и его вырождение: он переходит его первоначальные пределы, делаясь всемогущим, почти болезненным, и рано или поздно саморазрушительным. Одиссей сопротивляется голоду и нужде, но не может устоять перед желанием знать, которое толкает его в пещеру циклопа ( Одиссея , IX).

Этот эпизод заключает в себе нечто более сложное, чем обычное разделение на плохих и хороших. Одиссей пристает к острову циклопов, которых поэт описывает несколькими решающими штрихами. Очень сильные, они не испытывают почтения перед богами и законами, питаются животными и земными плодами, которые не выращивают. Греки видят огромную пещеру. Это обиталище циклопа Полифема, сына Посейдона.

Греки хотят завладеть его пищей и убежать. Но Одиссей возражает. Больше, чем голодом, он руководствуется потребностью в открытиях. Когда циклоп возвращается, он приходит в ярость. Он пожирает гостей, которые по греческой традиции были священны. Одиссей готовит ответный план. Он предусмотрительно принес с собой отличное вино, подарок жреца Аполлона. Чудовище оказалось легко напоить. Когда Полифем погружается в глубокий сон, было бы легко его убить. Но Одиссею нужна его сила, чтобы сдвинуть обломок скалы, которым циклоп закрывает вход в пещеру. Сами греки не смогли бы его сдвинуть и оказались бы в западне.

Если Одиссей – это любопытство, которое превращается в постоянное стремление к знаниям, то циклоп представляет собой инстинкт в его грубой, природной форме. Человек, вовлеченный в постоянный поиск знаний, не может себе позволить убить его; ему также недостаточно пользоваться этой природной силой – энергией инстинкта – от случая к случаю, когда ему нужна пища. Он хочет знать, почему эта сила его так влечет. Затем он должен напоить, ослепить и в конце концов подчинить эту силу: именно так поступает культурный импульс, набрасывая на инстинкт узду и делая из него гужевое средство для неистощимого любопытства. Но это приключение стоит Одиссею лучших товарищей, затем его настигает гнев Посейдона, который устраивает новые кораблекрушения. Он вернется в Итаку один. Его товарищи все мертвы. Даже завоевание Трои не стоило ему столь дорого, как страсть к знаниям.

Греческая мифология дает многочисленные предупреждения об опасности избыточного желания знать. Одно из наиболее известных содержится в пьесе Софокла «Царь Эдип».

Упрощенное толкование хочет, чтобы проблема Эдипа была сексуальной, а вечным противником царя был его отец Лай. Как мы увидим в другом случае 36, герой этого мифа больше, чем сексуальной потребностью – присутствующей в других мифах, но не имеющей большого значения здесь, – одержим неистовой страстью к знаниям. Эдип не испытывает соперничества по отношению к Лаю, персонажу, против которого он сражается, не зная его. Он его убивает до того, как встречает Иокасту, то есть не из ревности, а следуя судьбе, которая делает его отцеубийцей. Зато он испытывает смертельную вражду к прорицателю Тиресию, встрече с которым посвящена центральная часть драмы.