Луиджи Зойя - Созидание души

Модель бесконечного накопительного роста постоянно переносится в нашу психологическую установку. Естественное – это новое. Цель стала средством. Аппетит к познанию должен был служить увеличению наших знаний, улучшению качества жизни, в том числе нашего морального состояния, способствуя осознанию нами того, каковы мы сами и каковы другие, то есть делая нас более терпимыми и более умеренными. В конце концов, Одиссей проник в пещеру циклопа потому, что хотел познакомиться с этим иным существом. Но все это трансформируется в неутолимый и бесконечный голод. То, что было продолжением инстинкта в плане когнитивного роста, стало странной и плохо контролируемой навязчивой привычкой. Потребность в новостях касается вещей, но не людей. Мы желаем полететь на Луну и достичь технического прогресса, потому что считаем, что они сделают нашу жизнь лучше. Но если вдруг однажды на нашей Земле поселятся другие люди, нас мало заинтересует знакомство с ними. С этой точки зрения пищевая булимия не более чем частный случай, неоспоримый, потому что имеет слишком явные симптомы более общей приобретательской булимии. Тот, кто страдает булимией, беспрерывно ест, но часто даже не имеет мужества попробовать новые блюда. Этот импульс не слишком отличается от того, что первоначально толкает к приобретению знаний: для ребенка первый способ познать вещь состоит именно в том, чтобы отправить ее в рот.

Этим наблюдением мы переводим в психологические термины концепцию, используемую этологами. Наука о поведении животных называет «неотенией» (нем. Foetalizationstheorie ; фр. jouvenilisme ; англ. neoteny ) сохранение у взрослых особей типичных характеристик, присущих юношескому возрасту. Это состояние «вечного детства» в отдельных случаях поддерживается естественным отбором, потому что способствует выживанию вида. Как в некоторых условиях лучше защищается и поэтому оставляет больше потомства тот, у кого лапы сильнее, так в других условиях преимущества имеет тот, у кого больше мозг. Человек превосходит всех по размеру этого органа не только потому, что он у него больше при рождении, но и потому, что его мозг продолжает расти гораздо дольше, чем у других видов.

После этих рассуждений даже профан заметит, что человек – это животное, для которого в значительной степени характерна неотения. Детеныши многих видов рождаются с небольшим количеством волос, с относительно большой и выпуклой головой. Но только человек остается таким и в зрелом возрасте. Размер мозга новорожденного шимпанзе почти такой же, как у взрослого индивида. Мозгу человеческого младенца предстоит увеличиться почти в четыре раза. С точки зрения зоологии человек – это детеныш четверорукого существа, который движется к функциональной и сексуальной зрелости. Впрочем, еще интереснее органического аспекта оказывается психология человеческой неотении. Одно старое изречение приписывает обезьяне любопытство. В действительности это очень молодая, а не взрослая обезьяна. Человек и в этом смысле – единственная обезьяна, которая никогда не вырастает и всегда остается любопытной. Эта характеристика настолько нас не устраивает, что мы, мало того что сами так живем, начинаем еще проецировать наши свойства на животных. Мы приписываем любопытство всем животным, которые нас немного напоминают, как обезьяна. Неотения – это эволюционный и органический фундамент для распространения той потребности, которую мы назвали культурной булимией.

Если «патологией» страдает не отдельный индивид, а вся цивилизация, неизбежно становится труднее от нее отстраниться, поскольку она искажает и взгляд наблюдателя. Чтобы составить себе хотя бы косвенное представление о том, насколько дух времени способствует психической патологии, достаточно взглянуть на скромный список аналитических терминов. Нетрудно заметить, что повсюду присутствует приобретательский инстинкт, превратившийся в культурную онкологию: нарциссизм, всемогущество, грандиозное эго, психопатия, психическая инфляция и т. д. А также, с другой стороны, то, что Фрейд почти пророчески назвал «неудобствами цивилизации». И этого недостаточно. Именно потому, что мы имеем дело не столько с психопатологией индивида, сколько с болезнью общества, мы открыто предупреждаем, что многие дебаты, внешне далекие от психологии, как споры о «пределах развития» или «конце истории», занимаются в свою очередь деформацией инстинкта роста и его превращением в вечный голод.