Array Сборник статей - Международный психоаналитический ежегодник. Шестой выпуск. Избранные статьи из «Международного журнала психоанализа» (сборник)

Однако специальные техники, приводящие аналитика к тому, чтобы превратиться или стремиться стать «хорошим» объектом для пациента, не могут быть терапевтическими, поскольку это будет тайным сговором с процессами расщепления, которые отчуждают пациента от самого себя. Кроме того, такие техники могут вызвать у пациента чувство, будто аналитик не может вынести того, чтобы быть «плохим» объектом, и это важный момент. Психоаналитики выбирают свою профессию, по крайней мере отчасти, исходя из желания репарировать поврежденные внутренние объекты (и, конечно, это нужно отличать от намерения их контролировать). Важно, однако, чтобы аналитик мог выносить присутствие объекта, который не может быть репарирован, мог позволить себе быть воспринятым плохим без погружения в отчаяние или отплату либо враждебностью, либо чрезмерным терапевтическим рвением. Приемы по обеспечению позитивного переноса явно служат для избегания этой борьбы [134].

Сходные соображения применимы и к вопросам о «терапевтическом альянсе» и «реальных отношениях». Сигал предпочитает обычное слово «сотрудничество», поскольку термин «терапевтический альянс» может ассоциироваться с конкретными техниками, нацеленными на обеспечение такого альянса не благодаря пониманию, а с помощью манипулятивных средств. Это особенно важно в отношении реальности личности аналитика – насколько пациент чувствует, что аналитик может выносить восприятие его пациентом, особенно когда оно реалистично; и это должно быть соединено со способностью аналитика исследовать значение этих восприятий для пациента.

Дискуссия о «реальных отношениях» часто поляризуется между теми, кто, как это может показаться, полагает, что значение имеет не то, что говорит аналитик, а то, кем он является, и теми, кто полагает, что значение имеют лишь интерпретации. Характерным для нее образом Сигал удается держать курс точно посредине, между крайностями этой ложной дилеммы. Конечно, то, каков аналитик, важно: его характер, достоинства и недостатки; но аналитик показывает пациенту то, каков он, именно благодаря тому, что и как он говорит.

Некоторые авторы используют бионовскую теорию «контейнера и контейнируемого», чтобы поддержать представления о задаче аналитика, которая иногда может казаться чересчур конкретной. То есть аналитическая работа становится «контейнированием» и метаболизацией проекций пациента, что, возможно, понимается как возмещение неудач матери в младенчестве. По ряду причин Сигал этого очень опасается. При таком взгляде не различаются должным образом психоанализ и реальная материнская забота, а кроме того, возникает впечатление, что лечебные факторы исходят только от аналитика, а не от пациента, и оба эти момента легко приводят к злополучной аналитической грандиозности.

Сигал считает, что основные факторы, ведущие к изменению, находятся в самом пациенте. Аналитик поддерживает пациента в его повторном открытии своих собственных возможностей развития, которые были заблокированы. Ее точка зрения очень близка к выдвинутой Стрейчи в его ключевой статье (1934, 1969): каждый раз, когда аналитик делает полную интерпретацию в переносе, он одновременно и признает свой статус в качестве архаичного объекта в мире пациента, и дифференцирует себя от таких объектов. Давление на аналитика, чтобы тот стал «реальным» объектом для пациента, есть всегда, но Стрейчи отмечает, что это сложнее, чем может казаться поначалу. Поскольку, как только пациент действительно этого добивается, аналитик становится, «как и любой другой человек, с которым он встречается в реальной жизни, объектом фантазии» (Strachey, p. 284).

В кляйнианской традиции центральное место занимает отчетливое понимание переноса, что часто неправильно истолковывают, превращая перенос в своего рода пустую техническую процедуру [135]. Сигал пишет об этом как о «тоже бежала» – интерпретации [136]; то есть, по ее словам, если аналитик просто переводит на себя что-либо, что пациент приписывает другим людям или ситуациям в его жизни, это напоминает объявление результатов скачек: комментатор называет первых трех призеров, а об остальных говорит только, что они «тоже бежали».

В заключение этого раздела я хотел бы сказать о том, что, как считала сама Ханна Сигал, на развитие ее взглядов сильно повлиял Бион. Это очевидно из первого тома ее ранее опубликованных работ, в постскриптумах к которым она отмечает направление развития своих взглядов, начиная с самой первой публикации, и почти каждый раз упоминает работы Биона. В особенности она опирается на его модель «контейнера и контейнируемого» и на его разъяснение различий между нормальными и патологическими формами проективной идентификации. Сигал привлекает обе эти идеи, чтобы обогатить свою теоретическую перспективу [137], и исследует их значение для аналитической техники. Здесь я хочу подчеркнуть перемещение акцента на исследование способа, которым пациент и аналитик разыгрывают аспекты внутренней ситуации пациента, – способа, при котором фантазия проективной идентификации «актуализируется» (Sandler, 1976).