Array Сборник статей - Международный психоаналитический ежегодник. Шестой выпуск. Избранные статьи из «Международного журнала психоанализа» (сборник)

Разумеется, постоянно ощущалась способность Сигал видеть в материале и реконструировать телесные фантазии. Она была, по ее выражению, «очень телесным человеком» и всегда пыталась держать в голове своего рода телесную карту психического функционирования пациентов, хотя и не обязательно принимала решение интерпретировать в этих терминах. На одном семинаре мы обсуждали пациента другого аналитика; этот пациент был очень болен. Он был самым старшим ребенком в многочисленной ирландской семье, и прежде чем ему исполнился год, родился его первый сиблинг, а за ним один за другим родились еще четыре сиблинга. Аналитик показал: как только он вступал с пациентом в контакт, тот немедленно трансформировал это в переживание насильственного вторжения. Пациент принес сновидение о том, что ему дали белую таблетку, которая была чудесной, но затем стала отвратительной. Ассоциации привели к фантазиям о содомии (buggery).

Сигал соединила это. Каждый раз, когда пациент чувствовал себя понятым, он переживал это как контакт с хорошей материнской грудью, которая немедленно становилась зараженной спермой отца, превращающей кормление в отравляющее насилие. Она связала это с таким фактом: когда ему было менее трех месяцев, психика его матери была, если можно так выразиться, уже загрязнена новым ребенком, спермой отца, которая переживалась как вторгнувшаяся таким ненавистным способом. Эта ситуация осложнилась с появлением за короткий промежуток времени еще четырех сиблингов.

Разносторонне начитанная, Сигал часто находила подходящую историю или анекдот, чтобы высветить суть ситуации. Одна из моих пациенток, очень нарушенная женщина средних лет, требовала от меня продления сеансов, дополнительных встреч в выходные дни и т. д. Проецируя в меня важные аспекты функций своего собственного Эго, она считала перерывы невыносимыми (воспринимая перерыв на выходные как обезглавливание), так что опасность была вполне реальной. В конце концов пациентку потребовалось госпитализировать в учреждение, где я продолжал ее анализ. В ее лечение неизбежно оказалось включено много людей, и она, похоже, постоянно задействовала их таким образом, что они мне то и дело названивали. Среди них были психиатры, медсестры, социальный работник, врач общей практики и врач, лечащий профессиональные заболевания.

Я узнал, что все люди, вовлеченные в уход за моей пациенткой, встречались, но сочли, что мне не следует принимать участие в этой встрече. Это очень расстроило пациентку, и ее требования возросли. Я (ошибочно) расценил ее требование моего присутствия на встрече как еще одну попытку заставить меня предоставить ей часы помимо сеансов и понял, что я в тупике.

Сигал сочувствовала моей дилемме и моему подходу, однако уловила в атмосфере присутствие сильного отчаяния. Она вспомнила стихотворение Аполлинера, где он представил, что все люди, которых он знал, собрались вместе, чтобы построить пирамиду, и в результате он наконец-то почувствовал себя целостным. Это позволило нам увидеть дилемму пациентки. Она так массивно проецировала в ухаживающих за ней людей, что чувствовала: единственный способ, которым она могла стать интегрированной, – конкретная встреча всех, в ком эти аспекты ее Я были размещены. Поэтому мое отсутствие на встрече заставляло пациентку чувствовать, что на встрече отсутствует существенный элемент – те аспекты ее Я, которые, как она чувствовала, были размещены во мне, – и это приводило ее в еще большее отчаяние. Такое понимание в значительной степени освободило ситуацию.

В другой раз я представил на обсуждение случай пациента, который принес материал о праздновании годовщины свадьбы родителей. Родственники спрашивали, как у него дела, и он отвечал: «В порядке», – зная, что его родители хотели бы, чтобы он сказал именно это (то есть он защищал праздник своих родителей). Он утверждал, однако, что это было «сплошным лицемерием» с его стороны, поскольку на самом деле он не заботился о вечеринке, а только притворялся , что ему важно позаботиться и т. д. Это напомнило Сигал один из афоризмов Ларошфуко: «Лицемерие – это дань уважения, которую порок платит добродетели». Другими словами, лицемер, который лишь притворяется добродетельным, все же самим этим действием показывает, что знает, что такое добродетель.

Психоанализ – это критическая дисциплина. Он проблематизирует так называемую «норму», ставит под вопрос то, что считается само собой разумеющимся, остро осознает соблазны самообмана, а также его степень; отдельный симптом делает манифестными, но одновременно и затмевает глубинные мотивы и внутренние конфликты. В том же духе психоанализ рассматривает и социополитические явления: заглядывая за так называемое нормативное и полагая, что главенствующие объяснения социальных и политических явлений неизбежно вызваны скрытыми интересами и служат тому, чтобы замаскировать более глубокие системные/структурные конфликты. Это придает значимость истории (например, повторениям, которое она обнаруживает), но эта значимость может затмеваться под влиянием чьих-либо личных интересов [143]. Поэтому не случайно, что большие теоретические пересечения между психоанализом и социополитической теорией – и здесь работы Сигал эмблематичны – выразились в традиции «левого» Хомского (Left Chomsky), которым Сигал восхищалась, в его известном эссе «Ответственность интеллектуалов» (Chomsky, 1967):