Иван Африн - Критика психологической толерантности

Я думаю, что отец, в том числе и Небесный ( принесший в жертву Христа ) приносит в жертву сына – героя внутри Христианства, которое данное исследование рассматривает только, как психический феномен, в том числе и для того, чтобы остановить его развитие. То есть, отец, в том числе и Небесный, боится, что сын – герой, превзойдет его в развитии и свергнет его с престола, заняв его место, рядом с матерью – женой отца. Во – вторых ( хотя это может быть самый главный, самый важный аргумент ), ритуальное убийство героя, одобряется коллективной Христианской психикой потому – как, в его ходе, героя пригвождают к земле – матери, связи с которой, он сам избегал, игнорировал, снижал до минимума ее духовную ценность. Однако, жертвоприношение героя, совершаемое обществом – коллективной психикой, восстанавливает эту связь, необходимую Великой Матери. Таким образом, ритуальное, жертвенное убийство героя удовлетворяет инцестуозные потребности ( которые по своей сути, несомненно, являются патопсихологическим процессом ) Великой Матери – владычицы Христианского бессознательного измерения. Но читателю, не стоит думать, что архетип Великой Матери всегда и везде, ведет себя так же, как в рассматриваемом нами Христианском бессознательном пространстве. Для того чтобы исследовать весь спектр проявлений архетипа Великой Матери, необходимо исследовать, как можно больше культур, духовных традиций/бессознательных установок, чего на данный момент не происходит. Современными школами психологий, как уже неоднократно говорилось в данном исследовании, изучаются в основном те культуры – которые и формируют на своей основе Христианскую бессознательную установку, оно и понятно, ведь современная психология является сама лишь частичкой Христианской бессознательной установки, поэтому за границы данной бессознательной установки, ее исследования не выходит.

После рассмотрения схемы взаимоотношений: герой, символизирующий именно что интровертное мужское сознание, которое как уже много раз, было, заявлено не является частицей Христианства, как психического феномена – родной отец, выросший в Христианстве, мы можем сказать о том, что отречение от отца (которое, по сути, и является внутренним психическим убийством ) и от тех норм поведения, которые он декларирует, является абсолютно правомочным и верным решением героя. Отец разрушает героя, насыщает его патопсихологическими энергиями, привязывая его к материнскому архетипу, являясь эдаким связующим, пригвождающим к матери, и к аниме, и очевидно, что такую связь просто необходимо разрывать иначе данная связь разрушит героя.

Однако если мы вернемся к Базарову, то увидим, что в своем поведении, которое очень похоже на поведение Онегина и Печорина есть и четкие отличия, которые не дает Базарову права считаться героем именно такой конституции, какую имели Онегин и Печорин. И на первый план, который отличает Базарова, выходит использование той самой психологической толерантности по отношению к патопсихологическим проявлениям коллективной психики – вечно юному принцу, символизированного Аркашей и к аниме, символизируемой Одинцовой.

Для начала давайте поговорим об отношениях героя с вечно юным принцем/Аркашей. Необходимо отметить, что архетип вечно юного принца в лице Аркаши пережил явную трансформацию. Впервые из всей цепочки, представляющей вечно юного принца ( Ленский – Грушницкий – Верховенский младший – Аркаша ) мы видим до ужаса позитивированный на социальном уровне фигуру вечно юного принца, который вообще не конфликтует с героем, хотя поводов при желании можно найти достаточно. Отсутствие прямого конфликта, по всей видимости, связано как раз с тем, что герой больше не стремится уничтожить вечно юного принца. Можно сказать, что Базаров, символизирующий героя, пытается перевоспитать вечно юного принца в лице Аркаши. Таким образом, мы видим третью модель поведения, наблюдаемую в отношениях между героем – мужским сознанием и архетипом вечно юного принца, представляющего матриархальные психические пространства. Первую модель поведения символизировали Онегин и особенно Печорин, уничтожавшие вечно юного принца ( с символической точки зрения используя мотив внутреннего психического убийства ). Вторую модель поведения символизировал Ставрогин, который напомню, как психическое явление в отличие от своих предшественников является частью Христианской коллективной психики, представляя экстравертный подход функционирования мужской психики. Его подход по отношению к насыщенному патопсихологиями вечно юному принцу выражался психологической толерантностью, полным принятием данного зла и не сопротивления ему. Повторюсь – в Ставрогине символизированы все последствия идеологии Толстого – не сопротивления злу силою, которая как психический продукт, несомненно, является частью коллективной Христианской психики.