Полина Боттичелли - Художник должен быть счастливым

Друг то и дело уговаривал меня бросить эту безумную идею, но если меня «ведёт», меня не унять. А меня вело. Я чувствовала, что должна что-то найти.

Я нашла папку с бумагами. Открываю. Папины записи со списками дел, закупок оборудования и материалов для реконструкции вагончиков. Я читаю и понимаю:

Да я же пишу такие же списки для своего автобуса!

Я прижала пожелтевшие листы к груди. Сердце защемило, в глазах защипало, выступили слёзы.

Всё-таки я папина дочка.

До того момента я не отдавала себе отчёт, а тут поняла, как много папиных черт есть в моём характере. И любовь к природе, к путешествиям, к приключениям, и упрямство, и чрезмерная доверчивость… Мы оба овны по гороскопу.

Папа часто ударялся головой. Я тоже имею на голове больше шишек, чем нетронутых участков. Голова, как патиссон, – так я иногда говорю. А папа даже умер от удара головой. Всё тело было невредимым, от сильнейшего сотрясения пострадал лишь мозг.

Мы разгребли и перелопатили практически всю территорию гаража, но так и не нашли череп.

– Пошли уже, скоро стемнеет.

– Подожди. Ну-ка, подними вот эту дверь!

Под деревянной дверью, лежащей, как казалось, вплотную к полу, лежала коробка.

В коробке два волчьих черепа: старый беззубый волк и молодой зубастый. И ещё череп свиньи и нижняя челюсть кабарги.

– Теперь пошли.

Долгое время я не вспоминала папу и не думала о нём. Потому что каждый раз, когда меня спрашивали о нём, мне хотелось плакать.

Но книги про род, все эти черепа и папины записи запустили какой-то процесс.

Я поняла, что от самой себя что-то скрываю, лишь бы не чувствовать этой боли, боли утраты самой прекрасной дружбы в моей жизни.

Не может он быть таким, каким я его помню. Должны были быть у него слабости и изъяны. Или нет?

Я не помню ни одного случая, чтобы он злился. Хотя нет, наверное, один раз всё-таки был.

Это было летом на нашей турбазе. Мы с сестрой сели в напрочь дырявую алюминиевую лодку, взяли тяжеленное деревянное весло и отчалили от берега. Она должна была грести, а я вычерпывать воду из лодки.

Ветер быстро понёс нас вдоль берега, волны были довольно серьёзные, а лодка наполнялась водой слишком быстро, я не справлялась с вычерпыванием. Нам уже было страшно, но управлять лодкой с одним веслом не получалось, и нас просто несло.

Вдруг прибежал папа, зашёл в воду, притянул нас за весло, вытащил и отшлёпал по попе. Я помню его суровое лицо. Это единственный раз, на моей памяти, когда он был строг.

Зато обратных ситуаций я помню множество.

Например, когда я хотела гулять, а мама наказала подмести на кухне, я схалтурила и подмела плохо, больше для виду. Папа сказал, что так дела не делаются.

– Но я же подмела, как вы и просили!

Папа немного помолчал, а потом сказал:

– Ладно, иди гуляй. Потом поймёшь.

Почему-то эта фраза отпечаталась в моей памяти. Жаль только, что я почти не помню, как звучал его голос. Забыла тембр, помню только интонации.

Потом поймёшь.

Однажды осенью мы совершали наш дежурный переход 30 км из тайги к Байкалу. Мы присели отдохнуть. Папа нашёл перо какой-то хищной птицы и вертел его в руке, разглядывая.

– Посмотри, как устроено это перо. Какая природа всё-таки затейница!

Когда мы жили в городе, папа уходил в тайгу надолго, иногда на два-три месяца. Уходил упитанный и с аккуратной бородой, а возвращался худющий и с бородой-лопатой. И всегда приносил нам гостинцы «от зайчика». Например, кокон паука или живого котёнка.

И всегда у нас была куча собак, охотничьих лаек.

Защищая свою лучшую собаку, отец убил рысь.

Было это так.

Он возвращался из тайги в конце сезона, собирая по пути капканы. Вдруг он увидел, что в одном из капканов сидит молодой злющий самец рыси. Собака сразу кинулась.

Ружьё лежало в рюкзаке в разобранном виде. Рысь вцепилась лайке в шею когтями. Тогда папа отломил толстую ветку от какого-то пня и убил рысь ударом по голове.

Собака выжила, но на выздоровление ушло много времени.

Прекрасная шкура рыси долгое время украшала нашу квартиру. Папа был настоящим мастером таксидермии. Шкуру он дополнил черепом. Открытая пасть, стеклянные глаза и пенопластовый язык, выкрашенный масляной краской. Когда нашей кошке показали это получучело, она зашипела, и вся шерсть у неё встала дыбом. Голова была как живая.

К сожалению, недавно шкура сгнила из-за влаги и недосмотра. Я выбросила её, но череп вытащила. Он невероятно красивый, с большими острыми клыками. Ещё я оставила когти с той лапы, которая была в капкане. На остальных лапах этот кошак стёр себе когти под корень, пытаясь выкарабкаться на свободу.