Полина Боттичелли - Художник должен быть счастливым

Мужики почему-то пили чай с сахаром и солью.

Однажды от печки у нас загорелась крыша. За водой на речку нужно было идти довольно далеко, поэтому крышу потушили супом.

Может быть, после этого, а, может, это было в другой день, папа сидел за столом, а перед ним стоял гранёный стакан. Я подошла, взяла стакан и отхлебнула. Моё лицо наверное очень исказилось, по щекам потекли слёзы. В стакане был спирт.

– А ты думала мы тут мёд пьём? – спокойно сказал папа, и забрал стакан обратно.

Самое счастливое время для меня, конечно же, жизнь в тайге.

Папа построил необычное зимовьё. Как правило, зимовья низкие и с маленькими окошками, а наше было с высокими потолками и большими окнами. На пыльных некрашеных подоконниках всегда лежала куча дохлых слепней с радужными глазами. Ещё у дома был чердак, и мы с сестрой обожали туда лазать.

Всё необходимое папа завозил на вездеходе. А ещё как-то раз он обзавёлся ЭТЛ. Не знаю, где он её взял, но это было очень круто. Это практически танк, с гусеницами, но без дула. Я помню, мы ездили на нашей ЭТЛке за мхом на болото. Мох был нужен, чтобы конопатить щели между брёвен при строительстве дома. Наша зверь-машина могла проехать гусеницами по упавшему дереву и оставить от него кучу щепок. Пока отец кидал вилами мох в кузов, мы с сестрой прыгали из него в зелёную болотную перину. Подо мхом была вечная мерзлота. Это словосочетание казалось мне зловещим, и мне чудилось, что там обязательно живёт какая-нибудь нечисть.

Наш домик стоял на уютной опушке под горой, в глубокой тайге, 30 км от ближайшей деревни.

В каких-нибудь 20 метрах от домика шумела горная речка, в ней мы брали воду, мыли посуду и хранили скоропортящиеся продукты: банки со сметаной и сливочным маслом. Дно и берега реки покрывали кругленькие плоские камушки – песчаник. Я использовала их как мелки и рисовала камнями на камнях же. Обычно песчаник пишет светло-серым, но я находила и рыжий, и жёлтый, и тёмно-красный и чёрный. Я любила играть в зарослях ивы и курильского чая вдоль реки в одиночестве. Под камнями в воде ютились личинки веснянок – очень забавные плоские твари с большим количеством лапок. Достаёшь камень, переворачиваешь, и наблюдаешь, как личинка ползёт, энергично извиваясь всем телом.

Когда я смотрела вдаль, над рекой между сопок, мне почему-то чудился летящий большой орёл, и было какое-то странное чувство, какое-то предчувствие чего-то очень большого. Трудно описать словами детское смутное ощущение. Но почему-то я до сих пор отчётливо его помню. Будто мне предстоит разгадать какую-то большую тайну.

В паре километров от нашей опушки вверх по течению на реке есть место, которое мы называли «трёхметровая ямка». Там можно поймать большого хариуса, причём вода такая чистая, что видно, как рыба подплывает к наживке, можно рыбачить без поплавка. А ещё мы ныряли в эту ямку прямо с берега. Вода холодная, но такая красивая и прозрачная!

Если идти ещё выше по течению по тропе, начинается мраморный курумник – место, заваленное большими валунами. Я обожала прыгать с камня на камень и срывать растущую там ароматную чёрную смородину.

Обычно в деревянном доме живут мыши, а у нас в зимовье помимо мышей жила и озорничала ласка. Маленькое юркое чудо природы с зубками, острыми как бритвы.

Игрушек у нас не было, да они и не нужны в лесу – мы делали куколок из травы. Я любила делать человечков с головой из плода саранки. У саранки плод как маленький округлый зелёный бочонок. Втыкаешь в него чёрные малюсенькие камушки-глазки, а рот можно сделать из красных наростов с лишайника кладония крыночковидного. Я долго запоминала это название.

Хотя одна игрушка у нас была: наша кошка поймала и задушила крота, а папа сделал из него милое чучело. У крота мех можно гладить в любую сторону, и он послушно приглаживается.

В нескольких километрах от нашего зимовья было месторождение хрусталя. В земле то и дело можно было найти прозрачные кристаллы. Жаль, ни один не сохранился. Зато сохранился красивый крупный гранат, который я нашла в речке.

Однажды родители купили овец, 6 голов. Мы завезли их на вездеходе в тайгу и привязали на поляне пастись. С этого дня у всех встали все дела, потому что овцы ежеминутно перепутывались между собой, и приходилось по сто раз в день их распутывать. Через несколько дней мороки папа выдал решение:

– У овец всегда есть вожак стада. Мы понаблюдаем и вычислим вожака. Привяжем его, а остальные будут пастись без привязи рядом с ним.