Виктор Улин - Литературный институт

Изначальная заданность вкупе с возможностью решить любую коллизию вмешательством божественных сил диктует условный характер всего действия. В этом отношении от более ранних греческих романов отличаются романы римские, где действие идет на исторически достоверном фоне, полном реальных деталей.

Из-за слабого раскрытия людских характеров проистекает и плоскостная форма портрета.

Совершенствуя язык – что особенно заметно в « Сатириконе » на примере реплик – древние авторы уделяли немалое место портретным описаниям. Вот как Дафнис видит Хлою в главе 17 книги I:

«…Золотом кудри ее отливают и глаза у нее огромные, словно у телки, а лицо поистине молока его коз намного белей».

Увы, такое условное описание абстрактной красоты не несет читателю зримых человеческих черт.

Античный роман терпит на себе влияние раннего античного творчества – в частности, мифов, прославляющих божественное могущество.

Вероятно, поэтому античные авторы злоупотребляют гиперболой там, где в ней нет необходимости.

Так, в главах 27-29 книги IX « Метаморфоз » Апулей пишет, как Луций-осел наступил на пальцы незадачливому любовнику « и раздробил их на мелкие кусочки ». Юноша после этого встает и продолжает похождения, хотя если человеку действительно раздробить кости, то он мгновенно потеряет сознание от болевого шока.

Среди множества мелких деталей, касающихся античного романа, можно отметить и особый подход авторов к выбору имен персонажей.

Ничто не было случайным в древности – и почти каждое имя так или иначе проясняет нам личность героя.

Наполнены пародийным содержанием имена разбойников у Апулея (кн. IV, гл 8-15), а используемое Петронием имя Трималхион переводится как « трижды противный ». Эта традиция дожила до позднейших времен: например, имена Милон (мил он) и Стародум у Фонвизина, Фамусов у Грибоедова.

Все античные романы изобилуют эротическими сценами, поданными с шокирующими современного читателя натурализмом, и кажутся безнравственными.

Однако нравственность нельзя рассматривать в отрыве от исторической реальности. Цивилизация находилась в младенческом состоянии, человек жил в гармонии с природой. Удовлетворение половой потребности – важнейшая физиологическая функция организма. И, видя естественную природу чувственности, древние не считали нетерпимыми ее проявления.

Достаточно вспомнить восхитительную « Лисистрату » Аристофана, где весь сюжет основан на совершенно непристойной, с нынешней точки зрения, завязке конфликта.

Сексуальные извращения, присутствующие у всех авторов и переполнившие « Сатирикон », есть закономерный результат несдержанной чувственности, которая по своей природе не удовлетворяется достигнутым, требуя новых и новых форм утоления. Мужеложство не считалось пороком: ему подвержен вполне добропорядочный мельник у Апулея (кн. IX, гл. 28), его защищает у Татия положительный Менелай (кн. II, гл. XXXVII).

Общественная нравственность напрямую связана с господствующей религией.

Как я отмечал, мы подходим к древности с христианской меркой. Но над Элладой и Римом не царствовал единый суровый бог, там роился сонм различных богов и божеств, которые на своем Олимпе были подобны людям во всех чертах. Даже верховный правитель Зевс изрядно преуспел на любовной ниве, имев массу адюльтеров, не брезговал мужеложством, держа при себе несчастного Ганимеда. И если были столь развратны боги, то что требовать от простых смертных…

Однако половая разнузданность перехлестнула у древних рамки биологических норм.

Если в VI веке до нашей эры Софоклов Эдип ослепляет себя в ужасе, узнав о невольном кровосмешении, то во II веке нашей эры Гиппий у Татия спокойно намеревается женить сына Клитифонта на – пусть и не единоутробной, но сестре! – Каллигоне (кн. I, гл. III). Думается, что это падение нравов: кровосмешение, уродующее потомство, и извращения, нарушающие естественное продолжение рода – было одной из многих причин, приведших высокоразвитое античное общество к краху и гибели под натиском варваров.

В заключение хочу отметить значение античного романа для последующего развития европейский литературы.

Я уже говорил, что « Дафнис и Хлоя » послужили прародителями пасторального и вообще сельского жанра.

Сатирические романы нравов – Апулеевы « Метаморфозы » и « Сатирикон » Петрония – положили начало плутовскому и приключенческому романам, интересующим читателя на протяжении всей истории человечества.