Ремарка считают почти примитивным. Очень простым и лишенным интеллектуальных украшений.
Справедливо ли это обвинение?
Хочется (хоть и не совсем по теме) вспомнить реплику князя Шуйского в диалоге с царем из трагедии Толстого « Царь Федор Иоан нович»:
– Я верю: простота твоя от бога…
От бога – и кажущаяся « простота » Ремарка.
Ведь в реальной жизни все происходит гораздо проще, чем изображается в высокоинтеллектуальном романе. Обычный нормальный человек не предается излишне навязчивым рефлексиям: он просто живет, день и ночь борясь с жизнью.
Так и герои Ремарка умствуют по минимуму.
Их рассуждения о смысле бытия – по большей мере безрадостные – не служат способом убивания времени, а представляют лишь кусочек бытия. Являются попыткой найти гармонию смысла там, где ее быть не может в принципе.
Простота их мира, мыслей и образа действий – это простота самой жизни.
Писатель в своих произведениях всегда реализует основную жизненную концепцию. Взгляды Ремарка выражены ярко и резко противопоставлены тому, что еще 10 лет назад считалось обязательным для литератора: он проповедует индивидуализм.
Сам о себе писатель говорил прямо:
– Mein Credo ist das des Individualisten: Unabhängigkeit, Toleranz, Humor.
В признании этого я вижу мужество художника, всю жизнь своими произведениями отстаивавшего индивидуальную сущность человеческой личности.
Это было особенно трудно в ХХ веке, когда две самых могущественных тоталитарных идеологии проповедовали коллективизм, подчинение массе, то есть подавление любых личных проявлений.
В индивидуализме Ремарка самой важной мне кажется именно его Unabhängigkeit – независимость.
Независимость человека от всего, что он сам считает несущественным.
Ремарк подчеркивает, что у человека нашего времени нет ничего, прочно связывающего его с чем-то внешним.
Нет ни долга, ни заботы о своем народе, ни любви к своей родине – ни одной из этих химер, десятилетиями вдалбливавшихся в немецкие (равно как и в русские!) головы.
Человек свободен от условностей социума.
Но более ли счастлив он, чем тот, который от всей мишуры не свободен?
На данный вопрос ответа нет.
Но, увы, человек не волен выбирать время жить. Как, впрочем, и время умирать.
Однако, если поставить во главу угла Ремарковский индивидуализм, то как соотносятся с ним такие святые – для писателя и его героев – понятия, как фронтовая дружба и окопное братство, выливающееся в готовность рисковать собою, защищая друга – проявленные завзятыми индивидуалистами в его повестях? Не идет ли это вразрез с писательской идеологией?
Если не понимать категории слишком узко, то не идет.
Ведь под индивидуализмом – как становится ясным из произведений – Ремарк понимал независимость от догм, навязываемых извне. А все, кто близок и дорог человеку: родители, друзья, возлюбленная – суть часть его самого. Глубинная, подчас трагическая привязанность героев к этим сущностям подчеркивает лишь фальшь официальных идеалов.
Гибель Готтфрида Ленца в « Трех товарищах » для его друзей является потерей куда более страшной, чем стала бы гибель всего окружавшего мира.
Стоит также отметить, что герои Ремарка в своем индивидуализме отнюдь не пассивны.
Они борются со злом по мере возможностей и внутренних побуждений.
Борьба идет от простой схватки с нарождающимися нацистами (« Черный обелиск ») или будущим « Гитлерюгендом » (« Возвращение ») до прямого активного выступления.
В повестях о второй мировой войне, превзошедшей первую по своей звериной сути, часто повторяется мотив расправы со злодеем.
Обычно это убийство личного врага или месть безжалостному палачу (« Триумфальная арка » « Возлюби ближнего », « Ночь в Лиссабоне »).
Высшая форма благородного взрыва описана во « Времени жить и времени умирать », когда Эрнст Гребер убивает изувера Штейнбреннера – однополчанина, не сделавшего лично ему ничего плохого.
Но может ли убийство быть благородным делом?
Конечно же, может; Ремарк не толстовец, физическое уничтожение насильника для него есть акт гуманный.
Впрочем, как и для любого всерьез пострадавшего человека.
Другое дело, что схватки никогда не приносят героям облегчения, а порой оказываются просто самоубийственными (прямо в « Возлюби ближнего » и косвенно во « Времени жить и времени умирать »).
И дело тут не в том, что писатель, ненавидя зло, хотел подчеркнуть бесполезность одиночных выпадов против него.
Читать дальше