Оливер Сакс - Музыкофилия

«Я никогда не работаю с абстракциями, – писал Чайковский, – музыкальные формы всегда являются мне в соответствующем внешнем обрамлении». Результатом, отмечал Робер Журден, становилась «музыка, великолепная по поверхностной текстуре, но мелкая по своей структуре».

Идея такого «парадоксального функционального облегчения», хотя и в более общем физиологическом контексте, была впервые предложена Нариндером Капуром в 1996 году.

Здесь мы видим поразительную аналогию с ситуациями, складывающимися в отношении других болезней. Например, в 1971 году несколько семей, в которых родились дети с синдромом Туретта, объединились в неформальную группу поддержки, которая вскоре превратилась в национальную, а затем и во Всемирную Ассоциацию больных синдромом Туретта. То же самое касается аутизма и многих других заболеваний. Такие неформальные группы были важны не только для поддержки семей, но и для привлечения внимания широкой общественности и медицинских кругов, а также для организации денежных фондов и изменения соответствующего законодательства.

Дорис Аллен и Изабель Рапен наблюдали подобный речевой стиль с обширным словарным запасом и «псевдосоциальность» у некоторых детей с синдромом Аспергера.

«Что такое слон? Это одно из животных. Что слон делает? Он живет в джунглях. Он, кроме того, может жить в зоопарке. Что у него есть? У него есть большие серые уши, они очень забавные, они могут развеваться на ветру. У слона есть длинный хобот, которым он может подбирать с земли траву и сено. Если у слона плохое настроение, он может быть страшным. Если слон приходит в бешенство, он может растоптать или ударить. Иногда слоны нападают на людей. У слонов есть большие бивни. Этими бивнями они могут разломать машину. Если слон попадает в западню, если у него плохое настроение, то он может стать ужасным. Слонов нельзя держать в доме. Они плохие питомцы. Держать надо кошек, собак или птичек».

Во время посещения лагеря в 1995 году я был поражен тем, что у многих детей был абсолютный музыкальный слух; ранее, в том же году, я читал статью Готфрида Шлауга и соавторов о том, что у профессиональных музыкантов отмечается увеличение planum temporale левого полушария, в особенности если они обладают абсолютным слухом. Я предложил Беллуджи исследовать эту область у людей, страдающих синдромом Вильямса, и результаты показали, что у больных эта область тоже увеличена. (Последующие исследования позволили выявить более сложные и разнообразные изменения в этой области.)

Доктор Кэрол Цитцер-Комфорт, чья диссертация была посвящена синдрому Вильямса, пишет в настоящее время (с помощью Хейди) книгу об этом расстройстве. В книге исследуются сильные и слабые стороны людей с синдромом Вильямса и то, какую роль играют эти сильные и слабые стороны дома и в школе. Кроме того, Цитцер-Комфорт, в соавторстве с Беллуджи и другими, написала работу о том, как культурные различия между американским и японским обществом влияют на повышенную общительность людей, страдающих синдромом Вильямса.

Эллиотт Росс и его коллеги в Оклахоме опубликовали случай своего пациента С.Л. (см. Коули и др., 2003). Несмотря на деменцию, обусловленную, по-видимому, болезнью Альцгеймера, больной помнил и хорошо играл произведения из своего довольно богатого прошлого репертуара, несмотря на «глубокие нарушения в припоминании и узнавании при проведении тестов на антероградную память». Например, он не мог запомнить списки слов или звуки музыкальных инструментов. Были у больного и «выраженные расстройства долговременной памяти, например, он не узнавал на портретах знаменитых людей, сильно страдала и его автобиографическая память». Самым замечательным было то обстоятельство, что он был способен, несмотря на утрату эпизодической памяти, выучить новую скрипичную пьесу – это живо напомнило мне случай Клайва Уиринга (см. главу 15).

Проводились исследования, касающиеся сохранности музыкальных способностей при далеко зашедшей деменции, включая работы Кадди и Даффина, 2005; Форнаццари, Кастла и др., 2006; и Кристел, Гробер и Мазур, 1989.

Похожую историю о великом пианисте Артуре Белсаме рассказывал мне Джена Рапс. У Белсама развилась такая амнезия на фоне болезни Альцгеймера, что он забыл обо всех, даже самых важных событиях своей жизни; мало того, он перестал узнавать друзей, которых знал десятки лет. Во время его прощального концерта в Карнеги-Холл было неясно, понимает ли он, зачем приехал, поэтому наготове был другой пианист, который заменил бы в случае нужды престарелого Белсама. Он, однако, выступил блистательно, как всегда, и удостоился самых хвалебных отзывов критиков.