Оливер Сакс - Музыкофилия

В своей книге «За кулисами боли» Анжела Мэли-Ганьон, специалист по боли, обсуждает возможности использования функциональной МРТ для выяснения функциональных эффектов боли при травмах.

Люди, как представляется, являются единственными приматами с таким тесным сопряжением двигательной и слуховой систем – обезьяны не танцуют, и хотя иногда они барабанят, они не чувствуют и не предвосхищают ритм ударов и не синхронизируют с ним свои действия, как это происходит у человека.

Данные о музыкальных способностях различных биологических видов противоречивы. В Таиланде некоторых слонов обучают бить в ударные инструменты. Эти слоны могут «вместе играть» на них. Заинтересовавшись рассказами об этих оркестрах сиамских слонов, Анируд Патель и Джон Иверсен тщательно исследовали эти выступления и записали их на видеопленку. Они обнаружили, что слон может «играть на ударном инструменте (большом барабане) с удивительно стабильным темпом» – действительно, такой стабильности темпа редко может добиться даже человек. Но другие слоны в «оркестре» бьют в свои инструменты (цимбалы, гонги и т. д.) независимо друг от друга и не синхронизируя свои удары с ритмом игры слона-барабанщика.

Известно, однако, что птицы некоторых видов способны петь дуэтом и хором, а некоторые подстраиваются даже под человеческую музыку. Патель, Иверсен и их коллеги исследовали попугая какаду Снежка, который прославился на YouTube тем, что танцевал под музыку ансамбля «Бэкстрит бойз». Патель и соавторы нашли, что Снежок действительно движется синхронно с музыкой, в такт дергая головой и лапками. Как пишут авторы в напечатанной в 2008 году статье, «когда темп песни ускоряется или замедляется, Снежок корректирует быстроту движений, синхронизируя их с темпом музыки».

Многих животных, начиная от лошадей Испанской школы верховой езды в Вене до цирковых слонов, собак и медведей, учили и учат «танцевать» под музыку. Не всегда ясно, реагируют ли эти животные на музыку или на визуальные и тактильные сигналы дрессировщиков, но очень трудно отделаться от впечатления, что они в какой-то степени наслаждаются музыкой и совершают под нее ритмичные движения.

Многие люди сообщают, что их питомцы реагируют или обращают внимание только на определенные песни или «поют» и «пританцовывают» только под определенную музыку. Таким историям о животных много лет, а в прекрасной, вышедшей в 1814 году книге «Власть музыки», где показано на примере разнообразных развлекательных и поучительных историй то воздействие, какое оказывает музыка на человека и животных, содержатся рассказы о змеях, ящерицах, пауках, мышах, кроликах, быках и других животных, реагирующих на музыку самыми разнообразными способами. Игнаций Падеревский, польский пианист и композитор, в своих воспоминаниях очень подробно рассказывает о пауке, который, очевидно, отличал терции от секст, так как обычно спускался с потолка на рояль каждый раз, когда Падеревский играл этюды Шопена в терциях, но немедленно возвращался на место («иногда, как мне казалось, весьма рассерженным»), когда пианист начинал играть этюды в секстах.

Как мне писал корреспондент: «Ни один из этих рассказов не оперирует научными данными, но, много лет прожив с животными… я твердо верю, что мы недооцениваем эмоциональные и аналитические способности позвоночных животных, особенно млекопитающих и птиц». Я ответил, что согласен с его мнением, но подозреваю, что мы недооцениваем и способности беспозвоночных.

Можно привести в пример Галилео Галилея с его опытами по скорости скатывания предметов по наклонной плоскости. Так как в то время не было часов, подходящих для того, чтобы засечь время скатывания, Галилей отмерял время тем, что напевал во время опыта мелодии, и получал результаты, намного превосходившие точностью возможности любых измеряющих время приборов того времени.

Иверсен, Патель и Огуши обнаружили значимые различия в такой группировке звуков, в зависимости от принадлежности испытуемого к той или иной культуре. В одном из опытов они предъявляли носителям американского английского языка и носителям японского языка последовательности чередующихся коротких и длинных тонов. Авторы обнаружили, что японцы предпочитают группировать тоны по принципу «длинный – короткий», а американцы – по принципу «короткий – длинный». Иверсен и соавторы предположили, что «опыт родного языка создает ритмический шаблон, который влияет на обработку нелингвистических звуковых рисунков». Здесь резонно возникает вопрос, нет ли соответствия между речевыми паттернами и инструментальной музыкой данной определенной культуры. Среди музыковедов долгое время господствовало убеждение, что такое соответствие существует, но теперь это интуитивное убеждение подкреплено количественными исследованиями, предпринятыми в нейрофизиологическом институте Пателем, Иверсеном и их коллегами. «Что делает музыку сэра Эдварда Элгара такой сугубо английской? – спрашивают они. – Что делает музыку Дебюсси такой французской?» Патель и соавторы сравнили ритм и мелодию британской английской речи и музыки с французской речью и музыкой, используя для сравнения музыку дюжины разных композиторов. Совместив графики ритма и мелодии, они обнаружили «поразительную картину, позволяющую предположить, что язык народа оказывает «гравитационное притяжение» на структуру его музыки».