Из сказанного становится ясно, что наибольшей степени конкретности в сфере религиозного дискурса Бог достигает в христианстве. Гегель говорит: «Умер сам Бог», – поется в известном лютеранском гимне; это сознание того, что человеческое, конечное, хрупкое, бессильное, отрицательное составляет сам момент божественного, есть в самом Боге; что инобытие, конечное, отрицательное не внешне Богу и в качестве инобытия не препятствует единству с Богом.
Инобытие, отрицание сознается как момент самой божественной природы. Это высшее познание природы идеи Бога». [421]
Предвосхищая Ницше, Гегель возвещает событие смерти Бога и указывает на те катастрофические преобразования в жизни человечества, которые несет с собой эта весть: «Бог умер, бог мертв – это самая страшная мысль: все вечное, все истинное не существует, само отрицание заключено в боге ; с этим связана высшая боль, чувство совершеннейшей безнадежности, утрата всего высшего». [422]Здесь мы слышим почти те же слова, которые произносит безумный человек из «Веселой науки» Ницше: «Я хочу сказать вам это! Мы его убили – вы и я! Мы все его убийцы! Но как мы сделали это? Как удалось нам выпить море? Кто дал нам губку, чтобы стереть весь горизонт? Что сделали мы, оторвав эту землю от ее солнца? Куда теперь движется она? Куда движемся мы? Прочь от всех солнц? Не падаем ли мы непрерывно? Назад, в сторону, вперед, во всех направлениях? Есть ли еще верх и низ? Не блуждаем ли мы словно в бесконечном Ничто? Не дышит ли на нас пустое пространство? Не стало ли холоднее? Не сгущается ли все больше ночь?». [423]
Смерть Бога приводит к утрате иерархического порядка бытия, к ощущению падения высших ценностей, к чувству экзистенциального страха и богооставленности – Гегель предстает здесь в качестве экзистенциального философа не в меньшей степени, чем Ницше или Кьеркегор, чем Хайдеггер и Ясперс. [424]Однако дальше вскрываются существенные различия в трактовке значения смерти Бога в философии Гегеля и Ницше. Описав экзистенциальный шок, вызванный смертью Бога, Гегель продолжает: «Но процесс здесь не останавливается, наступает обращение , а именно бог сохраняет себя в этом процессе, который есть только смерть смерти. Бог вновь возрождается к жизни, тем самым он обращается в противоположность. Воскресение также существенно принадлежит к вере». [425]У Ницше это обращение, воскресение недвусмысленно отсутствует: «Бог умер! Бог не воскреснет! И мы его убили! Как утешиться нам, убийцам из убийц! Самое священное и могущественное, что только было в мире, истекло кровью под нашими ножами – кто смоет с нас эту кровь?». [426]«Ибо нет в живых уже этого старого бога: он основательно умер», – говорит Заратустра старому папе. [427](«Dieser alte Gott nämlich lebt nicht mehr: der ist gründlich tot»). [428]
Для Ницше событие смерти Бога имеет значение завершения эры религиозного человечества, это переломный момент, за которым следует наступление совершенно иного времени, радикальный эксперимент в сфере бытия и существования. Для Гегеля смерть Бога есть необходимый момент диалектического процесса становления Духа (то есть самого Бога, но Бога конкретного). Завершением этого процесса станет, согласно Гегелю, единство божественной и человеческой природы – тезис, который венчает гегелевскую философию религии, есть ее высший и последний результат.
Достижение этого результата Гегель связывает с Христом. В Христе, во-первых, снимается абстрактная и трансцендентная природа Бога: «Посредством веры этот индивидуум осознается как обладающий божественной природой, благодаря чему снимается потусторонность бога». [429](«Durch den Glauben wird dieses Individuum als von göttlicher Natur gewußt, wodurch das Jenseits Gottes aufgehoben werde»). [430]Во-вторых, в нем снимается единичный, эмпирический, природный характер человека. Посредством этой двойной трансгрессии – стирания границ только божественного и только человеческого – осуществляется «сознание примирения человека с богом». [431]Бог становится человеком, а человек – Богом: «Субстанциальное единство божественной и человеческой природы, осознаваемое человеком, состоит в том, что человек выступает для него как бог, а бог – как человек». [432](«Es ist das Substantielle der Einheit der göttlichen und menschlichen Natur, was dem Menschen zum Bewußtsein kommt, so daß der Mensch ihm als Gott und Gott ihm als Mensch erscheint»). [433]Этот момент гегелевской онтологии был подробно исследован И. А. Ильиным: «высшее откровение, совершающееся в «Логике конца», есть откровение Бога человеку. Но человек сам по себе есть не более, чем модификация или состояние Божества, сущего в инобытии». [434]
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу