Вячеслав Фаритов - Онтология трансгрессии. Г. В. Ф. Гегель и Ф. Ницше у истоков новой философской парадигмы (из истории метафизических учений)

Восхождение в высоту (Steigen in die Höhe) представляет собой вектор трансценденции. У Ницше этот вектор уже не устремлен к потустороннему (Jenseits), но представляет собой чистую направленность движения. Условием для восхождения является трансгрессия (Überwindung), позволяющая преодолевать достигнутые ступени (Stufen). Так возникает формула жизни и воли к власти: «восходя, преодолевать себя» («steigend sich überwinden»).

Если перспектива трансценденции обеспечивает временную и относительную фиксацию и интеграцию существования, то перспектива трансгрессии не позволяет существованию застыть и окаменеть в этом состоянии. Любой фиксацией и интеграцией осуществляется ограничение возможных бытийно-смысловых перспектив, сужение горизонтов существования. Такое ограничение необходимо для того, чтобы вообще можно было формировать какие-то определенности, конституировать пространство деятельности, полагать цели, совершать оценки, чтобы вообще действовать и мыслить. Но эта ограниченность не должна абсолютизироваться, не должна превращаться в непреодолимое препятствие для раскрытия новых, иных перспектив. В этом пункте Ницше одновременно сближается и расходится с позицией Гегеля. Как и Гегель, он признает, что любая определенность и ограниченность есть лишь момент, который должен быть снят, превзойден. И Гегель и Ницше настаивают на необходимости восхождения к более богатой определенности, включающей большее количество перспектив. Однако у Гегеля такое восхождение осуществляется в рамках тотальности абсолютной Идеи, объективного и абсолютного Духа. У Ницше становление не имеет завершающего горизонта какой-либо тотальности, вследствие чего существование освобождается от последних пределов, очерченных гегелевской системой. Мир становится открытым для бесконечности возможных перспектив, становится игрой: «где всякое становление казалось мне божественным танцем и божественной шалостью, а мир – выпущенным на свободу, необузданным, снова ищущим пристанище в самом себе». [406](«Wo alles Werden mich Götter-Tanz und Götter-Muthwillen dünkte, und die Welt los– und ausgelassen und zu sich selber zurückfliehend»). [407]

Таким образом, в учении Ницше представлено не многообразие в единстве (что мы находим у Спинозы, Лейбница и Гегеля), но многообразие различных «самостных» единств, не единство многоразличных определенностей (Гегель), но многоразличие самих себя творящих определенностей («собственных солнц»); не трансгрессия как момент трансценденции, но трансценденция как момент трансгрессии. И у Гегеля и у Ницше взаимоотношения трансгрессии и трансценденции носят сложный, диалектический характер, но это две разные диалектики. О диалектике Ницше правомерно говорить в том смысле, в каком правомерно говорить о диалектике Гераклита.

Философское учение Гегеля обращается к трансгрессии как к основе своей диалектики. Данная перспектива раскрывается в его системе в качестве диалектического движения отрицания, снятия, преодоления границ определенности отдельных дискурсов. Однако у Гегеля трансгрессия оказывается включенной в метадискурс Абсолюта – определенностей высшего, метафизического и трансценденталистского порядка, границы которых не преодолеваются никаким диалектическим движением. Трансгрессия здесь останавливается, выполнив свою функцию по расширению определенностей отдельных конечных дискурсов до максимальной и бесконечной определенности трансценденталистского метадискурса. Поэтому в учении Гегеля представлена внутренняя трансгрессия, включенная в метаперспективу трансценденции. Абсолютная трансгрессия обнаруживается у него косвенно – в тех пунктах, где его система сталкивается с неразрешимыми противоречиями, с тем, что ускользает от приведения к диалектическому синтезу и тождеству.

В философии Ницше трансгрессия освобождается от подчинения трансценденции, но перспектива трансгрессии сама включает в себя трансценденцию в качестве ступени, в качестве подлежащего преодолению момента диалектического процесса. Тем самым Ницше закладывает основы онтологии неклассического типа, позволяющей осмыслить множественность и гетерогенность способов бытия, не сводя их к всеохватывающему единству трансценденции. Воля к власти представляет собой не единое метафизическое основание всего существующего (на манер шопенгауэровской мировой воли), но гетерогенное множество бытийно-смысловых перспектив, которые борются между собой за доминирующее положение (отсюда – воля к власти), устанавливают и подвергают деструкции различные дискурсы и метадискурсы. Волю к власти нельзя свести и к отдельному субъекту, поскольку каждый субъект включает в себя множество таких воль (перспектив) и борьба за гегемонию идет и в нем самом. У Ницше перспективы воли к власти не гипостазируются на манер лейбницевских монад, они принадлежат к порядку эмпирического существования со всеми вытекающими отсюда последствиями. А именно: они лишаются метафизических характеристик вечности, постоянства и субстанциальности. [408]