Алеся Лонская - Репортаж - От идеи до гонорара

В столичных школах обучаются 70 тысяч детей мигрантов, большинство из которых плохо знают русский язык. Гастарбайтеры со всего Восточного округа Москвы везут детей в школу № 1076 — единственную в округе, где есть уроки русского языка как иностранного. Уровень образования снижается, признают учителя, но не из-за иностранцев, а из-за русских детей. Администрация школы делает ставку на тех, за кем истинное будущее района: помимо русского, их обучают музыке, танцам, теннису и бесплатно кормят.

Можно убрать слово «школа» и в последнем предложении, если написать «администрация учреждения». Если нигде рядом больше нет второй казенной формулировки, то одна вполне проскакивает. Видите: я не могу сказать, что казенные формулировки или повторы — это однозначно плохо. Все дело в балансе! Единственным адекватным критиком будет ваше слуховое восприятие: чтобы понять, насколько повторы и канцеляризмы не мешают чтению, перечитывайте ваш текст вслух.

Речевые клише.Не используйте в репортаже эти и им подобные словосочетания:

На глаза навернулись слезы; социологи/ученые/эксперты бьют тревогу; ничего не предвещало беды; бурное обсуждение / бурные аплодисменты / бурные овации; жаркие дебаты; в торжественной обстановке; резкое осуждение; обладал редким талантом; легко и непринужденно; в окружении белых халатов; не мог прийти в себя; застыл как вкопанный; как грибы после дождя; все ребята старались; среди присутствовавших чувствовалось волнение; в зале воцарилась тишина; с завистью сказала; с треском провалился; счастливые, но уставшие, мы вернулись…; восприняли на ура; бесчисленное множество; глубокая иллюзия; как нельзя кстати; грубая ошибка; причудливые узоры.

Если хотите убить клише — отбросьте определение или обстоятельство, которое сопровождает существительное. Например, используйте не «глубокая иллюзия», а просто «иллюзия», не «бесчисленное множество», а просто «множество», не «с треском провалился», а просто «провалился», не «с завистью сказала», а просто — «сказала». Сделайте так, чтобы зависть стала понятна либо из цитаты, либо из выражения лица героя или его жестов.

Судили меня один раз, а статьи мои были причиной судебных процессов дважды. Просто второй раз обиженный герой материала подал иск не на меня, а на редакцию.

Первый раз я написала в репортаже слова жителя сносимого поселка «Речник»: «Я видел, как милиционеры били мою жену». Некогда было разбираться: видел, не видел, милиционеры — не милиционеры — мы верим людям на слово. Это потом уже оказалось, что кто именно бил, было не понятно — там были разные правоохранительные органы, включая судебных приставов. Но любой правоохранитель для обывателя называется «милиционер». В темноте герой не видел, и уж конечно те, кто бил,— не представлялись. Зафиксировать побои герою не дали.

МВД обиделось и подало в суд на всю серию наших публикаций о «Речнике». Хотя, по-хорошему, надо было подавать в суд на автора цитаты, а не на журналиста. Но на автора цитаты подавать в суд не стали, потому что денег отсудить в этом случае нельзя: морального вреда у юридического лица (МВД) не может быть, а упущенная выгода от краха деловой репутации может быть только у того, кто зарабатывает деньги. Поэтому гордые милиционеры судились за опровержение.

Суд они выиграли. Правда, фразу из моего репортажа все же удалось отвоевать, и суд признал порочащей честь ментов только фразу из репортажа моей коллеги — про то же «битье», только не в цитате, а в лиде, т.е. это было сказано уже от лица журналиста. Опровержение было опубликовано вместе с разгромной статьей главного редактора, где был описан судебный процесс со всеми красками, нарушениями, ляпами и идиотизмом истцов. Не зря говорят: судиться с журналистами — все равно, что свинью стричь: шерсти мало — визгу много.

Второй судебный процесс был серьезнее. Я расследовала деятельность частных банков стволовых клеток пуповинной крови. Банки убеждают беременных мамочек при родах сохранить пуповинную кровь, выделить из нее стволовые клетки и в замороженном виде хранить много-много лет и платить за хранение деньги. Все это для того, чтобы, если родившийся ребенок когда-нибудь заболеет раком, диабетом, ишемической болезнью, инсультом и еще кучей-кучей разных болячек, стволовые клетки, по версии дельцов, могли ему помочь вылечиться. Однако в расследовании я нашла врачей, которые доказывали, что стволовые клетки пуповинной крови не могут помочь для лечения диабета, ишемической болезни, ДЦП и почти всех обещанных заболеваний. Гарантированно они помогают только при лечения онкозаболеваний, но при условии, что они добыты от совместимого донора, а не собственные, поскольку собственные несут ту же мутацию, что и привела к заболеванию. Получается, что банки пуповинной крови обещают то, что не могут выполнить. Правда, в договоре они обязуются только хранить стволовые клетки. Но те, скорее всего, никогда не пригодятся.