Ольга Сидорова - Современная литература Великобритании и контакты культур

К руководителям страны у наших взрослых отношение настороженное. Например, Брежнева Ба упорно называет четырехзвездочным бровастым дегенератом, чем сильно расстраивает Маньку. Манька искренне считает, что Брежнев – самый замечательный правитель самой прекрасной в мире страны СССР. Ба, чтобы не огорчать внучку, старается ругать Брежнева шепотом. Но шепот Ба не услышать невозможно (с. 691).

Впрочем, не замалчивает автор и собственные шалости, иногда достаточно рискованного характера, такие как стрельба из добытой тайно папиной винтовки по балкону соседнего дома (глава «Манюня‐снайпер, или Мамам‐папам девочек посвящается») или сведение счетов с соседскими мальчишками («Транспарант Каринка сразу же сломала о Рубика из сорок восьмой квартиры» (с. 702) – Р убику вообще постоянно достается от воинственной Каринки). Реакция взрослых в этом воспетом литературой мире на шалости детей также органична и свободна – и замечательная Ба (бабушка Манюни Роза Иосифовна), и ее отец, и родители Наринэ истово любят детей и дружат с ними, но и они тоже люди, чье терпение не безгранично, а поведение естественно:

Мама какое‐то время переводила взгляд с нас на гильзы и обратно… Наказывала мама нас весьма своеобразно – в процессе нашего бега. Она хватала улепетывающего ребенка за шиворот или предплечье, отрывала с пола, награждала на весу шлепком и отправляла дальше по траектории его бега (с. 59).

Рискованные шалости героев трилогии напоминают времяпрепровождение их литературных предшественников, таких как Том Сойер и Гек Финн из романов М. Твена, Глазастик, Джем и Дилл из романа Харпер Ли «Убить пересмешника» или Гаврик и Петя, герои В. Катаева, – список классических произведений нетрудно продолжить. Обозначим их как приключенческие романы о взрослении героев, которые определенным образом отличаются от романов воспитания в их классическом воплощении, поскольку приключения выходят в них на первый план, составляя канву сюжета и одновременно становясь ступенями на пути взрослеющего и осмысляющего мир героя. В мире каждого романа детям предоставлена действительно большая свобода, не ограниченная мелочным контролем, но они определенным образом ограничены рамками любящей семьи, школы и социальных институтов. Мир трилогии Н. Абгарян – увы, мир, ушедший из жизни ее сегодняшних читателей, особенно живущих в больших городах, это мир, в котором детей спокойно и надолго отпускали гулять без надзора взрослых, в котором дети могли самостоятельно за копеечную плату отправиться в кино или вообще бесплатно записаться в танцевальный кружок, а взрослые, не ограниченные рамками современной толерантности, свободны в выборе своих эмоций и реакций, обеспечивая реальные права детей, а не чьи‐то предписания. Дети и взрослые гармонично сосуществовали в этом мире – н е случайно трилогия, подобно святочным или рождественским рассказам, завершается чудесной главой о счастье «Манюня празднует Новый год, или Счастье Человечка Домового»: Человечек Домовой, как назвала фигурку Деда Мороза одна из маленьких героинь произведения,

…наблюдает за праздником и греет ладони о радость окружающих. Наверное, это и есть счастье, когда рядом люди, которых ты любишь всей душой. Которые с тобой – н авсегда, невзирая на время и расстояния. Несомненно, в этом и есть счастье (с. 857).

Самоощущение детей – героев романа гармонично и полнокровно, чего, к сожалению, не могут понять некоторые из современных читателей: при общей восторженной оценке произведений Н. Абгарян на интернет‐форумах, тем не менее, можно прочесть, что некоторые читатели не одобряют язык произведения (слишком живой!), шалости героев‐детей (слишком живые!) и поведение героев‐взрослых (рукоприкладствуют! дергают детей за ухо! шлепают их! и даже, бывает, подают дурной пример!). Впрочем, рецепция романов читателями – о тдельная проблема. Отметим попутно, что все без исключения герои трилогии, равно как и герои вышеназванных и многих неназванных романов о детях, становятся в мире произведений, как и в реальном мире, состоявшимися людьми, о чем ярче всего свидетельствует судьба самой Наринэ Абгарян. Воспитанная и защищенная своим детством, она четко обозначает формулу успеха своих произведений: «Нужно самому оставаться немного ребенком… Радует в людях их жизнерадостность и умение над собой посмеяться» (цит. по: [Гончарова]).

Спокойная жизнь самой писательницы, ее семьи, всего маленького Берда, как и большого Советского Союза, была расколота в 1990‐е гг., и в интервью Н. Абгарян вспоминает кровавый военный конфликт между Арменией и Азербайджаном, который обрушился на, казалось бы, идиллический островок ее родного края, вспоминает бомбежки, раненых, беспомощность мирного населения. Не менее драматичный жизненный этап описан в романе «Понаехавшая», само название которого выразительно свидетельствует о реакции Москвы начала 1990‐х («кругом царил торговый дух: от станции метро “Кузнецкий мост” и до ЦУМа тянулись ряды из складных столиков, густо заставленных книгами, оренбургскими платками, самоварами, швейными машинками, водкой, упаковками непривычно вкусной импортной жвачки “Ригли”» [Абгарян, 2012, с. 135]) на появление героини из Армении. Образ «понаехавшей», однако, создается с ощутимой долей самоиронии («…высокая, тощая и носастая девица. На голове дыбилась кусачая вязаная шапка, из‐под торчащего колом черного пальто струились убийственно длинные тонкие ноги» [Там же, с. 136]), которая помогает удержать текст от сползания в полную «чернуху» и элементы которой просматриваются в тексте романа: герои постперестроечных времен – с утенеры, проститутки, валютные спекулянты, странная публика, заполнившая Москву – говорят далеко не самым изысканным языком. Тем не менее, точный взгляд автора видит и отмечает смешные моменты, проявления нормальных человеческих чувств, находит хороших людей среди толп фарцовщиков, то есть Н. Абгарян остается верна своему позитивному мироощущению, сформированному в детстве.