Microsoft Word - ЭРИК ХОБСБАУМ_662.doc

Однако национализм периода 1870—1914 годов не был только идеологией недовольных средних классов, а также антилибералов и антисоциалистов, ставших предшественниками фашистов. Причина его усиления была и в том, что правительства и партии, выступавшие в то время с националистическими призывами, могли получить определенные социальные преимущества, а их противники, не умевшие или не хотевшие этого делать, оказывались в проигрыше. Известно точно, что начало войны в 1914 году вызвало вспышку неподдельного, хотя и недолгого патриотизма во всех странах, вступивших в войну. При этом в рабочих движениях многонациональных государств, организовавшихся в масштабах всей страны, начались конфликты, и они распались на отдельные движения, состоявшие из рабочих одной национальности. Так, рабочее и социалистическое движение империи Габсбургов распалось еще до того, как это случилось с самой империей.

Все же существовала большая разница между национализмом — идеологией националистических движений и ура-патрио-тических правительств, и более широкой идеологией, обращенной к национальному чувству. Национализм первого вида ограничивался требованием утверждения или возвеличения «нации». Его программа сводилась к сопротивлению, изгнанию, нанесению поражения, завоеванию, подчинению или уничтожению «чужих». Все остальное не имело значения. Достаточно было, чтобы ирландцы, или германцы, или хорваты создали свои собственные независимые государства, принадлежащие исключительно им, а затем объявили о движении к славному будущему и стали приносить любые жертвы во имя его достижения — и все; в этом и была цель.

Такая идеология вполне удовлетворяла как преданных теоретиков и активистов национализма, так и аморфные средние классы общества, озабоченные обеспечением классовой цельности и самоутверждения; и вообще всех тех (в основном, воинственно настроенных «маленьких людей»), кто все свои несчастья приписывал проискам «проклятых иностранцев»; и, конечно, она устраивала правительства, приветствовавшие национализм как идеологию, утверждавшую, что патриотизм дает ответы на все вопросы.

Однако большинство людей такой национализм не удовлетворял. Как ни странно, но это проявлялось особенно ярко на примере тех наций, которые еще не обеспечили себе самоопределения. Национальные движения, пользовавшиеся в то время подлинно народной поддержкой (и, конечно, те, которые стремились ее получить), не ограничивались, как правило, призывами к национальным чувствам и требованиям, связанным с национальным языком, а использовали еще одну мощную мобилизующую силу, столь же древнюю, сколь и современную. Такой силой была религия, религиозные чувства и интересы. Без опоры на католическую церковь движения басков и фламандцев не имели бы серьезного политического значения, и, несомненно, именно католицизм придавал последовательность и силу национализму ирландцев и поляков, находившихся под властью правителей иной веры. Фактически именно в тот период национализм ирландских фениев, имевший вначале характер светского и даже антиклерикального движения, обращавшегося к ирландцам через границы церковных общин, стал крупной политической силой исключительно благодаря тому, что принял союз с католической церковью; так что ирландский национализм стал, по сути, отождествляться с ирландским католицизмом.

Еще более удивительным было то, что (как мы уже говорили) партии, главной и первоочередной целью которых было международное классовое и социальное освобождение, со временем тоже оказались проводниками и орудиями национального освобождения. Так, восстановление независимости Польши было достигнуто не под руководством многочисленных партий того времени, занимавшихся только борьбой за независимость страны, а под руководством Польской Социалистической партии, участвовавшей во Втором интернационале. Подобным же образом развивались события в Армении; так же утверждался еврейский территориальный национализм. Израиль создали не Герцль или Вейцман, а рабочее Сионистское движение (получавшее идейную поддержку из России). Некоторые из этих партий подвергались заслуженной критике со стороны международного социалистического движения за то, что они ставили цели национализма выше целей социального освобождения; но этого отнюдь нельзя было сказать о многих других социалистических и просто марксистских партиях, которые, к своему собственному удивлению, оказались главными представителями своих наций: такими были Финская Социалистическая партия, грузинские меньшевики, еврейский Бунд (во многих районах Восточной Европы) и даже латвийские большевики, всегда твердо выступавшие против национализма. В связи с этим националистические движения поняли желательность выдвижения четкой программы социальных требований или хотя бы проявления озабоченности экономическими и социальными проблемами. Ярким примером такой борьбы стало положение в промышленной Богемии, где спорили за влияние две социал-демократические партии; Чешская и Германская, возглавлявшие свои рабочие движения, именовавшиеся на-ционал-социалистическими. (На первых демократических выборах, состоявшихся в Богемии в 1907 году. Чешская Социал-Демократическая партия собрала 38% голосов избирателей и стала сильнейшей.) Чешские национал-социалисты стали в конце концов главной партией независимой Чехословакии и вьщвинули из своих рядов ее последнего президента — Бенеша. Германские национал-социалисты вдохновили молодого австрийца — Адольфа Гитлера, которому понравилось название их партии и ее программа, представлявшая собой симбиоз антисемитизма с ультранационализмом, с добавлением расплывчатой популистской социальной демагогии.