Microsoft Word - ЭРИК ХОБСБАУМ_662.doc

Эта идеология вдохновлялась и поддерживалась правыми политическими движениями, возникшими в результате кризиса либерализма. Люди, первыми назвавшие себя новым именем «националистов», нередко приходили в политику после военных поражений, понесенных их страной: такими были Морис Баррес (1862—1923) и Поль Дерулед (1846—1914), включившиеся в политическую борьбу после победы Германии над Францией в войне 1870—1871 годов; Энрике Коррадини (1865—1931) — после болезненного поражения Италии в войне с Эфиопией в 1896 году. Основанные этими деятелями политические движения, благодаря которым СЛОВО «национализм» стало общеупотребительным, совершенно сознательно противопоставляли себя именно демократии, а не правительствам, т. е. выступали против парламентской политики)'**. Движения этого рода, возникшие во Франции, оставались малозначительными (как, например, движение «Ак-сьон франсез», основанное в 1898 году), потеряв авторитет из-за политически неуместных связей с монархистами и мелкой политической грызни. Итальянские националисты после первой мировой войны объединились в конце концов с фашистами. Все они были представителями нового вида политических движений, основанных на шовинизме, ксенофобии и (в растушей степени) на идеализации национальной экспансии, завоеваний и самой войны. Такой национализм очень хорошо выражал коллективное недовольство людей, не умевших как следует объяснить причину неурядиц своей жизни. Проше всего было сказать, что во всем виноваты иностранцы. Во Франции в период «дела Дрейфуса» особенно обострился антисемитизм, и не только потому, что обвиняемым оказался еврей (а что это за дела могли быть у еврея во французском Генеральном штабе?), но прежде всего потому, что его подозревали в шпионаже именно в пользу Германии. При этом у «истинных» германцев кровь застывала в жилах при мысли о том, что их страна со всех сторон окружена врагами, заключившими союз между собой, как об этом постоянно твердили их правители. Тем временем англичане, готовые (как и другие воинственные народа) начать мировую войну, были охвачены националистической истерией, когда звучали проклятия в адрес чужеземцев и даже предложения о том, чтобы королевская семья поменяла свою немецкую фамилию на англосаксонскую «Виндзор». Кроме меньшинства, состоявшего из социалистов-ин-тернационалистов, горстки интеллигентов, космополитичных бизнесменов и членов международного сообшества аристократов и монархических семейств — все коренные жители любой страны, несомненно, были, в какой-то степени, подвержены шовинизму. Нет сомнений и в том, что почти все население, включая даже многих социалистов и интеллигентов, настолько глубоко прониклось чувством расового превосходства, присущего всей цивилизации XIX века, что не могло отказаться от соблазнительной

МЫСЛИ О врожденных преимуществах своей нации или своего класса по отношению к другим. Империализм только усилил эти настроения среди населения многих государств (см. гл. 10 и «Век Капитала», гл. 14). При этом так же уверенно можно сказать, что больше других усердствовали в разжигании националистических страстей не высшие классы общества, так же, как не крестьянство и не пролетариат.

Именно широкие слои среднего класса наиболее полно и непосредственно восприняли призыв национализма, благодаря которому они осознали себя «истинными защитниками» нации, т. е. получили некий особый статус, которого они не имели как класс или как претенденты на полный набор привилегий буржуазии, которых они так жаждали. Так чувство патриотизма послужило компенсацией среднему классу за второразрядность его положения в обществе. Поэтому в Британии, где не было обязательной военной службы, нашлось достаточно много добровольцев из нижних слоев среднего класса и из молодежи слоя «белых воротничков», которые согласились участвовать в империалистической Южноафриканской войне 1899—1902 годов, откликнувшись на призыв патриотической пропаганды. Были и добровольцы из рабочего класса, но их количество просто отражало экономическую ситуацию в стране, возрастая и уменьшаясь в зависимости от уровня безработицы. К тому же для представителей среднего класса патриотизм, подкрепленный военной службой, мог принести определенные социальные выгоды. В Германии он обеспечивал получение звания офицера резерва для юношей, обучавшихся в средней школе до 16 лет, даже если они не продолжали потом учебу. В Британии, с началом мировой войны, даже торговцы и служащие, пошедшие в армию, могли получить офицерское звание и стать в связи с этим (согласно грубой, но откровенной терминологии британского высшего общества) — «временными джентльменами».