Microsoft Word - ЭРИК ХОБСБАУМ_662.doc

Все же растущее экономическое значение этих стран для мировой экономики не объясняет, почему, помимо всего прочего, ведущие промышленные страны вдруг захотели поделить мир на колонии и сферы влияния. Анализ империализма, выполненный его критиками, приводит различные причины, объясняющие это явление. Наиболее знакомые из них: стремление капитала к более выгодным вложениям, чем у себя на родине, — и стремление застраховать капиталовложения от иностранных соперников, — являются и наименее убедительными. Пока экспорт капиталов из Британии в последней трети XIX века вырастал до фомадных размеров, а доходы от капиталовложений имели существенное значение для платежного баланса страны, было бы естественным связывать «новый империализм» с экспортом капиталов, как это делал Дж. А. Хобсон. На самом же деле никто не отрицал, что фактически лишь очень малая часть этого полновесного потока инвестиций пошла в колонии; так, большая часть британских капиталовложений за рубежом попала в быстро развивавшиеся страны с белым населением, вскоре превратившиеся в практически независимые доминионы (Канада, Австралия, Новая Зеландия, Южная Африка), или в так называемые «почетные доминионы», такие как Аргентина и Уругвай, не говоря о США. К тому же основная часть капиталовложений (76% в 1913 г.) имела вид государственных кредитов на строительство железных дорог и коммунальных предприятий, которые, конечно, приносили большую прибыль, чем кредиты на погашение государственного долга (в среднем 5% по сравнению с 3%), но точно так же были менее прибыльными (конечно, не для самих банкиров — организаторов вложений), чем капиталовложения в отечественную промышленность. Считалось, что такие вложения более надежны, чем высокодоходные инвестиции. Конечно, инвесторы могли решиться на крайние меры для зашиты своих капиталовложений. Например, основной причиной разразившейся англо-бурской войны'^ было южноафриканское золото, что бы там ни говорили об идеологических разногласиях.

Все же более убедительное объяснение общих причин колониальной экспансии связано с поисками новых рынков сбыга. Тот факт, что эти поиски не всегда имели успех, еще ни о чем не говорит. Вера в то, что «перепроизводство» времен Великой депрессии можно компенсировать путем массированного экспорта, была широко распространена. Деловые люди всегда стремились заполнить свободные места на карте мировой торговли, где предполагалось наличие многих покупателей, и, конечно, искали такие места. Их воображение всегда волновал Китай: ну что будет, если каждый из 300 млн китайцев купит хотя бы по одной банке консервов? Другим заманчивым местом была Африка. Представители британских городов, как-то выступавшие в Торговой палате в годы депрессии (в начале 1860-х годов), были чрезвычайно рассержены тем, что в результате дипломатических переговоров может пострадать их торговля в бассейне реки Конго, считавшемся очень перспективным районом, и не зря: ведь там вел дела такой знатный бизнесмен, как король Бельгии Леопольд ΙΓ* (Когда он завладел этим районом, то стал широко использовать принудительный труд, в результате чего не только снижалась покупательная способность населения, но и уменьшалось число самих покупателей, погибавших от пыток и казней).

При этом сама суть мировой экономической ситуации того времени заключалась в том, что целый ряд развитых государств одновременно стал испытывать нужду в новых рьшках. Если государство было достаточно сильным, то его идеалом была политика «открытых дверей» в применении к рынкам отсталых стран; если же мощи не хватало, то оно надеялось выкроить для себя «кусочек мира», на котором его предприниматели, в силу права собственности, имели бы монопольное положение или хотя бы существенные преимущества. Логическим следствием такого положения стал раздел незанятых территорий «третьего мира». В каком-то смысле это было продолжением политики протекционизма, получившей после 1879 года почти повсеместное распространение (см. гл. 2). Не зря британский премьер-министр’^говорил французскому послу в 1897 году: «Если бы вы не были такими упорными протекционистами, то и мы бы не стремились аннексировать территории»*’ В этом отношении «новый империализм» явился естественным побочным продуктом международной экономики, основанной на соперничестве нескольких промышленных стран-конкурентов, обострившемся из-за экономических невзгод 1880-х годов. Это не значит, что любая колония могла сама по себе стать новым Эльдорадо, хотя так и случилось с Южной Африкой, ставшей самой крупной золотодобывающей страной мира. Колония могла послужить просто удобной базой или отправным пунктом для проникновения в местный бизнес. Об этом говорил, например, один из чиновников Государственного департамента США во второй половине XIX века, когда США, следуя общей моде, решили создать свою собственную колониальную империю.