Microsoft Word - ЭРИК ХОБСБАУМ_662.doc

Критика указанных теорий не представляет особого интереса и вообще была бы здесь неуместна. Нужно просто отметить, что аналитики-немарксисты, стремясь опровергнуть марксистские взгляды на империализм, затемнили саму сущность предмета спора. Они хотели отрицать существование особой связи между империализмом конца XIX и всего XX века и капитализмом вообще, или в виде его особой фазы, возникщей в конце XIX века. Они отрицали также, что империализм имел определенную экономическую основу и приносил экономические выгоды империалистическим государствам (не говоря о том, что эксплуатация отсталых стран вообще имела важное значение для капитализма), отрицательно влияя на экономику колониальных стран. Они утверждали, что империализм не приводил к непримиримым противоречиям между капиталистическими державами и не оказал серьезного влияния на возникновение первой мировой войны. Отвергая экономические причины, они использовали психологические, идеологические, культурные и политические объяснения, тщательно обходя при этом опасную область внутренней политики, так как марксисты подчеркивали преимущества, получаемые правящими классами метрополий, от проведения империалистической политики и пропаганды, которая, помимо прочего, противодействовала растущей агитации массовых политических движений трудящихся, обращенной к рабочему классу. Некоторые аргументы, использованные в этих спорах, были сильными и эффективными, хотя и оказались взаимно неприемлемыми.

Конечно, многие ранние теоретические работы, направленные против империализма, фактически были ущербными. Но настоящий недостаток антиимпериалистической литературы состоял в том, что она по-настоящему не объясняла той взаимной зависимости между экономическим и политическим, национальным и международным развитием, которая так поражала современников в 1900-х годах и которая требовала исчерпывающего объяснения. Она не объясняла также, почему для современников «империализм» представлял собой новую и главную тенденцию исторического развития. Короче говоря, многие из этих работ были построены на отрицании фактов, достаточно очевидных уже в то время и сохраняющих свое значение до сих пор.

Оставляя в стороне ленинизм и антиленинизм, историк должен прежде всего восстановить существование и значение того факта, который никем не отрицался в 1890-е годы, а именно, что раздел мира имел под собой экономические основания. Выявление этого факта еще не дает, конечно, полного объяснения всех особенностей империализма того периода. Ведь экономическое развитие не является чем-то вроде колдуна, заставляющего двигаться бездушный манекен истории. И даже самый целеустремленный бизнесмен, занятый, например, делами своих предприятий где-нибудь в Южной Африке, оставался под влиянием политических, эмоциональных, идеологических, патриотических и даже расовых призывов того времени, неразрывно связанных с осуществлявшейся империалистической экспансией. Тем не менее если обнаруживаются экономические связи между тенденциями развития ведущих капиталистических стран того времени и их экспансией на периферию, то объяснения движущих мотивов империализма, не связанные с проникновением в отсталые страны и их завоеванием, теряют свою правдоподобность. Даже тогда, когда такие объяснения кажутся убедительными (например, при ссылках на стратегические цели соперничающих держав), все равно их необходимо анализировать с точки зрения экономических интересов. К примеру, современная политика на Среднем Востоке, при всей невозможности объяснения ее только действием экономических факторов, не поддается объективному анализу без учета всего, что связано с нефтью.

Важнейшим фактором, характерным для XIX века, явилось создание единой глобальной экономики, постепенно проникавшей в самые отдаленные уголки мира; образование и уплотнение мировой сети коммуникаций, экономических операций, потоков товаров, денег и людей, связывавших развитые страны между собой и с остальным миром (см. «Век Капитала», гл. 3.)

Без всего этого не было бы причин для европейских государств проявлять особый интерес к обстановке в бассейне реки Конго или вести дипломатические споры по поводу какого-нибудь атолла в Тихом океане. Такая глобализация экономики не была новым явлением, но она значительно ускорилась в середине века. Экономика продолжала расти и позднее, в период 1875—1914 годов, и хотя относительные показатели роста стали менее впечатляющими, но рост общего объема и его абсолютных приращений был еще более крупным. Так, экспорт стран Европы в 1848—1875 гг. вырос больще чем в 4 раза, а затем еще удвоился к 1915 году. Мировое торговое судоходство вьфосло в 1840—1870 гг. с 10 до 16 млн тонн, затем удвоилось за последующие 40 лет; мировая сеть железных дорог выросла с несколько более 200 ООО км (в 1870-е годы) до более чем 1 млн километров — перед первой мировой войной. Такой рост и уплотнение транспортной сети вовлекали в мировую экономику даже отсталые и окраинные страны и создавали в отдаленных районах новые очаги интересов для старых центров богатства и развития. Действительно, теперь, когда отдаленные страны стали доступными, многие из них стали казаться простым продолжением экономики развитых стран. В США (западнее Миссисипи), в Канаде, Австралии, Новой Зеландии, в Южной Африке, в Алжире и в Южной Америке обосновались переселенцы из Европы, оттеснявщие коренное население, создававшие города и утверждавшие промышленную цивилизацию. Результаты этих событий вышли за рамки всех предсказаний. Указанные страны, хотя и находились далеко, все же явно отличались в глазах современников от тех заморских регионов, где, из-за климата, были трудные условия для жизни белых поселенцев, но где зато (по словам одного из видных чиновников имперской администрации того времени) европейцы могли, прибывая в небольших количествах, но располагая капиталом, энергией и знаниями, вести очень прибыльную торговлю и получать товары, необходимые для их передовой цивилизации** Цивилизация действительно нуждалась в экзотических товарах. Техническое развитие зависело от поставок сырья, которое, ввиду климатических или геологических условий, имелось в изобилии или вообще было найдено только в отдоенных местах. Автомобили с двигателями внутреннего сгорания, как раз появившиеся в тот период, нуждались в горючем и резине. Нефть до тех пор поступала, в основном, из США и из Европы (из России, а еще раньше — из Румынии), но нефтяные месторождения Среднего Востока уже стали предметом дипломатических раздоров и объектом интриг. Каучук был исключительно тропическим продуктом, получаемым путем жестокой эксплуатации коренного населения Конго и Амазонии, что вызвало первые, вполне справедливые протесты против империалистической политики. Эта культура в больших масштабах вырашивалась также в Малайе. Олово поставлялось из Азии и Южной Америки. Большое значение приобрели никому не нужные прежде редкие металлы, необходимые для получения разных видов стали, применяемых в современной технике для работы при высоких скоростях и нагрузках. Некоторые из них можно было свободно добыть в передовых странах, особенно в США, но отнюдь не все. Новые отрасли промышленности — электротехника и моторостроение — требовали все больше меди, добывавшейся на Земле с древних времен. Ее главные месторождения находились в странах современного «третьего мира» — в Чили, Перу, Заире, Замбии, которые стали ее главными поставшиками. И, конечно, существовала постоянная и никогда не знавшая полного удовлетворения потребность в драгоценных металлах, благодаря которой Южная Африка стала в тот период крупнейшим производителем золота в мире, не говоря уже о ее богатых месторождениях алмазов. Прииски и рудники стали первыми объектами империалистических интересов, так как давали сенсационные прибыли, оправдывавшие даже постройку железных дорог.