Правительственный кризис дал шанс аристократии и пгфла-ментам. Они отказьшались платить налоги, не получив расширения своих прав. Первая брешь в стене абсолютизма была пробита в 1787 г., на собрании нотаблей"”; второй и решающей было отчаянное решение созвать Генеральные штаты"*^, не созывавшиеся с 1614 г. Таким образом, революция началась с попытки аристократии захватить власть. Эта попытка оказалась просчетом по двум причинам; она недооценила намерений третьего сословия — бесправного, но реально существующего, задумавшего представлять всех, кто не был ни дворянином, ни духовенством, но преобладал как средний класс, и этот класс предвидел глубокий экономический кризис, в разгар которого он выставит свои политические требования.
Французская революция не была совершена какой-либо сформировавшейся партией или движением в современном понимании этого слова, людьми, старавшимися осуществить какую-либо последовательную программу. Едва ли она вьщвинула лидеров, таких, какие возглавляли революции XX в., кроме постреволю-ционной фигуры Наполеона. Тем не менее потрясающее единообразие главных идей среди довольно связанных социальных групп нридало революционному движению действенное единство. Это была группа «буржуазии»: она восприняла идеи классического либерализма, сформулированные философами и экономистами и распространяемые франкмасонами и неформальными объединениями. Исходя из этого «философы» справедливо могут быть названы ответственными за революцию. Она могла начаться и без них, но они, возможно, создали противоречие между отжившим свое старым режимом и эффективным, быстро идущим ему на смену новым.
В своей наиболее общей форме идеология 1789 г. была масонской идеологией, вьфаженной с такой искренней возвыщен-ностью в «Волшебной флейте» Моцарта (1791) — одном из ранних и великих пропагандистских произведений искусства того времени, когда величайшие художественные произведения так часто являлись пропагандой. Более четко требования буржуазии в 1789 г. были изложены в знаменитой «Декларации прав человека и гражданина». Этот документ является манифестом против иерархического привилегированного дворянского общества, но не в пользу демократического общества. «Люди рождены и живут свободными и равными перед законом», — говорилось в ее первом параграфе, но она также признает существование социальных различий «только на основании общей целесообразности». Частная собственность — естественное право, священное, неотъемлемое, неприкосновенное. Люди равны перед законом, и возможности карьеры открыты перед талантами в равной степени, но если соревнование начиналось без помех, по всеобщему признанию, соревнующиеся придут к финишу в разное время. Декларация устанавливала (в пику дворянской иерархии или абсолютизму), что «все граждане имеют право участвовать в вьфаботке законов», но «либо сами, либо через своих представителей». А представительное собрание, которое признавалось как основной орган щ)авительства, не обязательно избиралось демократически, а также и режим, который она подразумевала, не исключал королей. Конституционная монархия, основанная на разумной олигархии^, вьфажающая себя через представительное собрание, была более близка по духу большинству буржуазных либералов, чем демократическая республика, которая могла показаться более последовательным вьфажением их теории, хотя находились и те, кто не сомневался, что она была бы предпочтительнее. Но в общем классическая либеральная буржуазия 1789 г. (и либеральная буржуазия 1789—1848 гг.) была не демократична, а просто верила в конституционализм, светское государство с гражданскими правами и гарантиями для частного предпринимательства и правительство, защищающее налогоплательщиков и собственников.
Тем не менее официально такой режим вьфажал бы не просто свои классовые интересы, но общие стремления «народа», который в свою очередь назывался (специальным термином) «французская нация». Король теперь был не Людовиком, Божьей милостью Королем Франции и Наварры, а королем Божьей милостью и волею государственного конституционного закона. «Источник верховной власти, — сказано в Декларации, — принадлежит нации». А нация не признает ничьей власти на земле, кроме своей собственной, и не признает ничьего закона, кроме своего, — никаких правителей или других наций. Без сомнения, французская нация и те, кто впоследствии попытались ей подражать, сначала не понимали, как их интересы совпадают с интересами других людей, наоборот, они считали, что присутствуют на торжественном начале или з^аствуют в движении всеобщего освобождения людей от тирании. Но фактически национальное соперничество (к примеру, соперничество французских и британских бизнесменов) и национальные различия (к примеру, различия между завоеванными или освобожденными нациями и интересами так называемых великих наций), — все это представляло собой национализм, которому официально была привержена буржуазия в 1789 г. Понятие «народ» соответствует понятию «нация» — такова была революционная концепция, более революционная, чем б)фжуазно-либеральная программа, в которой это выражалось.
Читать дальше