Сергей Кара-Мурза - Новое средневековье XXI века, или Погружение в невежество

Давление на сознание на элитарный слой было мощным. Вспомним: 12 декабря Верховный Совет РСФСР ратифицировал Беловежские соглашения. В голосовании участвовало 196 человек (76 % всех членов ВС), 185 проголосовали «за» (включая почти всех коммунистов), лишь 6 человек были против: С. Н. Бабурин, Н. А. Павлов, В. Б. Исаков, И. В. Константинов, С. А. Полозков, П. А. Лысов. В ВС Украины против проголосовали три депутата, в Белоруссии один — А. Г. Лукашенко.

В своей статье Паин использует испытанный метод натравливания социальных групп, но уже в плане национальном. Тогда была задача стравить русские области с национальными республиками: «Русские области и территории выражают все большее неудовольствие политическими привилегиями, которыми пользуются национальные образования. На конституционном совещании, созванном президентом Ельциным, русские области дали настоящий бой республикам . Эта атака оказалась гораздо более эффективной, чем любая подобная попытка, предпринятая федеральной властью». Здесь важна сама терминология войны.

Один из активных деятелей перестройки, народный депутат А. Нуйкин признавался в 1992 г.: «Как политик и публицист, я еще совсем недавно поддерживал каждую акцию, которая подрывала имперскую власть… Мы поддерживали все, что расшатывало ее. И правильно, наверное, делали. А без подключения очень мощных национальных рычагов, взаимных каких-то коллективных интересов ее было не свалить, эту махину» [199].

Аналогичным событием, положившим начало Февральской революции, был такой эпизод. 27 февраля 1917 г. учебная команда лейб-гвардии Волынского полка отказалась выйти для пресечения «беспорядков». Начальника команды, штабс-капитана, солдаты выгнали из казармы, а фельдфебель Кирпичников выстрелом в спину убил уходящего офицера. Этому было придано символическое значение — командующий Петроградским военным округом генерал-лейтенант Л. Г. Корнилов лично наградил Кирпичникова Георгиевским крестом — наградой, которой удостаивали только за личное геройство [202, c. 206–207]. Это награждение нанесло тяжелый удар по армии.

Академик Арбатов Г. посчитал уже нужным отмежеваться (1992): «Меня поражает безжалостность этой группы экономистов из правительства, даже жестокость, которой они бравируют, а иногда и кокетничают, выдавая ее за решительность, а может быть, пытаясь понравиться МВФ… Первыми жертвами нынешней псевдореформы падут наука, культура, образование и здравоохранение. А без них мы не только не великая, но и вообще не держава» [338].

Речь об учебнике «Современная русская литература (1990–XXI в.)». СПб., 2005.

Эта волна ненависти к военным вновь поднялась в связи с 2005 г. Вот пишут обозреватели В. Измайлов и Ю. Латынина «Новой газеты» (21.03.05): «В последнее время мы все больше говорим об “оборотнях” в погонах — сотрудниках милиции. Но впору говорить об “оборотнях” из спецназа Минобороны, в том числе и ГРУ, принимавших участие в терактах, убийствах и иных тяжких преступлениях» [327].

Странно, что Б. Соколов до сих пор говорит то же самое: «Советский контрудар закончился катастрофическим результатом для 5-й гвардейской танковой армии генерала Павла Ротмистрова и поддерживавшей ее 5-й Гвардейской общевойсковой армии генерала Алексея Жадова. Немцы безвозвратно потеряли только три танка и еще около 55 танков и штурмовых орудий поврежденными, то есть подлежащими восстановлению. А советские войска потеряли только безвозвратно 334 танка» [384].

В результате запоздавшей капитуляции взятые в плен 110 тысяч немецких солдат находились в крайне тяжелом состоянии. Большинство из них вскоре умерло. Весной 1943 г. в живых оставалось 27 тыс., в места постоянного заключения прибыло только 18 тыс., из них в Германию возвратилось около 6 тыс. человек. Из офицеров, которые вплоть до пленения получали продовольственные пайки, умерла в плену половина.

В 1990 г. (в СССР) журнал «Знамя» издал эту стряпню под заголовком «Последние письма немцев из Сталинграда» («Знамя», 1990, № 3, с. 185–204. Перевод с немецкого И. Щербаковой. Редактор: Фыва) [306].

Эти представления о реакционном характере крестьянского мироощущения уже в перестройке были распространены в среде интеллектуалов. Философ Д. Е. Фурман в книге «Иного не дано» (1988) пишет о влиянии консерватизма крестьян на становление СССР как государства: «Основные носители этих тенденций, очевидно, поднявшаяся из низов часть бюрократии, которая, во-первых, унаследовала многие элементы традиционного крестьянского сознания, во-вторых, хочет не революционных бурь, а своего прочного положения» [209, с. 575].