Латвийская налоговая политика была виновна в этом также, как и финансовая. Вместо того, чтобы облагать налогом растущую стоимость земельных участков, Латвия предоставила банкирам возможность обещать, что пузыри на рынке недвижимости будут расти. У страны, когда она обрела независимость, даже не было карты кадастровой стоимости земли. В Советском Союзе не взималась рентная плата, поэтому у налогового агентства Латвии было только 1917 записей по оценке недвижимости давностью около трёх четвертей века назад.
Даже сегодня (2015 год) в Латвии нет карты оценки земли, и структура налога на недвижимость в этой стране является наиболее несправедливой в Европе, что вносит вклад в коэффициент неравенства Джини в распределении богатства и доходов. Тамошний низкий налог на недвижимость в значительной степени ответственен за тяжёлое долговое бремя на недвижимость, поэтому всё, что бы ни оставил налоговый инспектор, доступно для платы банкам в качестве обслуживания долга. Именно сочетание высоких налогов на занятость, небольшого налога на имущество и притока иностранных банковских кредитов для взвинчивания цен на недвижимость являлось сущностью этого Балтийского чуда. Его приветствовали, как будто недвижимость, финансируемая за счёт долга, была признаком процветания, а не накладных расходов, навязывающих большие расходы на жильё и плату иностранным банкам за предоставление кредита.
До 2015 года гражданам Латвии заработная плата выплачивалась в латах, но они должны были брать ипотеку в евро, а также кредиты в фунтах стерлингов, швейцарских франках и долларах. Разрешение филиалам иностранных банков выдавать кредиты почти исключительно в иностранной валюте нарушает основное предписание разумной финансовой политики: Во избежание валютного риска не брать на себя долги, выраженные в иностранной валюте. Ослабление платёжного баланса приводит к снижению обменного курса, что повышает стоимость погашения этих долгов в национальной валюте.
Вскоре после краха в сентябре 2008 года иностранные банки прекратили ипотечное кредитование, которое было основным источником финансирования торгового дефицита Латвии. Приток беглого капитала из России в латвийские банки также уменьшился, так как цены на нефть упали. Чтобы предотвратить обесценивание латвийского лата, правительство резко сократило расходы. Принятой программе жёсткой экономии был присвоен неологизм — «внутренняя девальвация», означающая более низкую заработную плату за счёт использования профицита бюджета для снижения покупательной способности экономики.
Программа жёсткой экономии побудила десятки тысяч жителей Латвии выступить 13 января 2009 года с протестами против холода и темноты. К марту Латвия пережила самое крутое в мире падение цен на жильё за год (которое достигло пика в апреле 2007 года). Несмотря на отсутствие задолженности в 1991 года, Латвия превратилась в страну с наибольшей задолженностью в Европе, но не использовала этот кредит для модернизации своей промышленности или сельского хозяйства.
Чтобы предотвратить изъятие валюты, 26 января 2009 года Хоакин Альмуния из Европейской комиссии направил письмо премьер-министру и министру финансов Латвии, в котором были изложены условия, на которых ЕЦБ и ММБ одолжат Латвии деньги для поддержки её обменного курса. В письме Латвии предписывалось использовать кредит исключительно для погашения своих долгов перед филиалами западных банков и «для целевых вливаний капитала или соответствующей краткосрочной поддержки ликвидности [для банков]». Однако финансовая помощь не предназначалась для предоставления новых займов предприятиям и домашним хозяйствам», то есть оказывалась не с целью помочь Латвии развить экспортный потенциал для избавления от долгов: Вызывает беспокойство тот факт, что недавно в ходе публичных дебатов в Латвии мы стали свидетелями ряда призывов к использованию части финансовой помощи, в частности, для развития экспортных отраслей или для стимулирования экономики за счёт увеличения расходов в целом. Важно активно противиться этим ошибочным предложениям.
Таким образом, кредит еврозоны и МВФ был предоставлен только для поддержки иностранных банков. Поддержка обменного курса позволила инвесторам и клептократам вывести свои средства из экономики за большее количество иностранных средств, чем если бы лат обесценился.
Многие латвийские чиновники были лично заинтересованы в том, чтобы избежать девальвации лата. У большинства из них, с кем я встречался, были крупные ипотеки в иностранной валюте. Говорили, что у главы центрального банка Латвии Илмара Римшевича был долг в евро, что могло бы обесценить его несколько ипотечных кредитов, если бы Латвия провела девальвацию после краха 2008 года (хотя его зарплата была выше, чем у Бен Бернанке из Федеральной резервной системы, несмотря на то, что ВВП Латвии составляет лишь половину ВВП сегодняшней разорившегося Детройта с окрестностями).
Читать дальше